Однако ограничения по арсеналу не давали Секту возможности испытать новейшие тактические принципы боя в реальном масштабе. Полевые учения и маневры приходилось осуществлять с имитационным оружием – с фанерными танками и пушками из деревянных бочек. «Вражеские самолеты» были представлены надувными шарами, а массовые передвижения войск демонстрировали солдаты с плакатами, на которых было написано к примеру: «Пехотный взвод» или «Группа автоматчиков из семи человек».
Тайная армия росла, методы ее подготовки уже не устраивали командование. И тогда было принято решение разместить ее части на территории государств, так или иначе обиженных Версальским договором.
Советская Россия так же, как и Германия, подверглись унижению со стороны Антанты. Представители молодого государства не были допущены на Парижскую конференцию, а мнение большевистских вождей не принималось во внимание при дележе трофеев и территорий. Более того, вокруг Советской России был создан своего рода «санитарный кордон» для предотвращения распространения «бацилл большевизма» (кстати, эту болезнетворную характеристику своей идеологии дал сам Ленин на VIII съезде РКП(б)). Снятие экономической блокады в январе 1920 года позволило большевикам устанавливать контакты с европейскими странами, но они так и не стали прочными, поскольку на их развитии сказывалась политическая конъюнктура.
Россия полностью утратила завоеванные Империей позиции на международной арене и территории в Восточной Европе. По уровню своего влияния страна оказалась отброшенной на двести лет в прошлое. В этих условиях советское руководство могло либо согласиться с региональным статусом Советской России, либо вновь начать борьбу за возвращение в клуб великих держав. В Веймарской республике большевики увидели возможного союзника.
Еще Ленин посылал соответствующие сигналы заинтересованным лицам, давая такую оценку условиям Версальского договора:
«Война путем Версальского договора навязала такие условия, что передовые народы оказались на положении колониальной зависимости, нищеты, голода, разорения и бесправности, ибо они на многие поколения договором связаны и поставлены в такие условия, в которых ни один цивилизованный народ не жил. Это неслыханный, грабительский мир, который десятки миллионов людей, и в том числе самых цивилизованных, ставит в положение рабов».
Далее Владимир Ильич делал вывод:
«И при таком положении Германия, естественно, толкается на союз с Россией. <…> Единственное для нее средство спасти себя – только в союзе с Советской Россией, куда она и направляет свой взгляд».
И действительно, для обеих стран, этих «двух парий Европы», как метко назвал их премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж, был лишь один выход – соединить свои усилия по воссозданию военной мощи, установив хорошие отношения друг с другом. 16 апреля 1922 года в итальянском городе Рапалло советская и немецкая делегации подписали межправительственное соглашение, в соответствии, с которым между Россией и Германией были восстановлены дипломатические отношения. По Рапалльскому договору оба правительства взаимно отказывались от возмещения военных расходов и невоенных убытков, причиненных им и их гражданам во время войны. Оба государства обоюдно прекращали платежи за содержание военнопленных. На основании достигнутых соглашений началось военно-экономическое сотрудничество рейхсвера и РККА, выразившееся, в частности, в размещении немецких учебных центров на территории России и даже целых цехов по производству химического оружия, которое в те времена считалось основным оружием грядущей войны.
Тех, кто интересуется историей Раппальского договора и советско-германского сотрудничества периода 1920-30-х годов, отправляю к прекрасному исследованию на эту тему, написанному Сергеем Горловым (оно выпускалось московским издательством «ОЛМА-ПРЕСС», а, кроме того, текст при желании можно найти и в Интернете). Здесь же отмечу, что Берлин (как, впрочем, и Москва) предельно цинично рассматривал свои отношения по Раппальскому договору, воспринимая их только в качестве средства для достижения собственных целей и отлично представляя себе побудительные мотивы другой стороны.
С 1926 года, при рейхспрезиденте Гинденбурге, началась тайная подготовка к увеличению германской армии. Скрывать эти процессы уже было затруднительно, однако государства, обязанные следить за выполнением условий Версаля, отнеслись к изменению обстановки спокойно: за прошедшие годы соседи Веймарской республики по Европе привыкли к сложившемуся статусу-кво и не видели угрозы со стороны поверженной Германии. В начале 1927 года, на пять лет раньше установленного срока, западные страны отозвали Контрольную комиссию. Английское, французское и бельгийское правительства настолько были единодушны в своем решении, что просто проигнорировали ее заключительный доклад, который сводился к одному убийственному выводу: «Германия никогда не разоружалась, никогда не имела намерения разоружаться и в течение семи лет делала все, что от нее зависело, чтобы ввести мир в заблуждение и осуществлять встречный контроль над комиссией, назначенной контролировать ее разоружение».
После прихода нацистов к власти и выхода Германии из Лиги Наций скрываться стало незачем. 16 марта 1935 Германия аннулировала военные статьи Версальского договора и ввела всеобщую воинскую повинность. Началось развертывание на базе рейхсвера вооруженных сил Третьего рейха – многомиллионного вермахта.
Для нас же в рамках исследуемой темы особо важным представляется не только сам факт создания внутри Веймарской республики тайной армии, с самого момента своего образования готовившейся к реваншистской войне за передел Европы, но и метод, взятый на вооружение немецкими офицерами. Они изыскивали любую лазейку в Версальском договоре, которая позволила бы усилить национальную армию Германии, а если такой лазейки не находили, то шли на прямые нарушения, вроде создания военных центров на территории другого государства. Стратегическая уловка фон Секта сделала свое дело, и из мрака небытия были вызваны почти уже забытые химеры. Одной из таких химер стали военные ракеты.
Составители Версальского мирного договора не указали их в списке вооружений, которое запрещалось иметь Германской республике, а значит, раньше или позже последователи Ганса фон Секта должны были вспомнить об этом экзотическом оружии.
1.3. Второе рождение ракет
Родиной ракет считается древний Китай. А само их появление было предопределено прежде всего открытием черного дымного пороха.
Из старинных рукописей известно, что на рубеже V и VI столетий китайский медик Тао Хун-Цзин изучал горение селитры. Однако изготовлять порох из смеси серы, селитры и древесного угля научились в Китае лишь через три столетия после Тао Хун-Цзина. В начале IX века некий химик Нин Сюй-Цзы занимался накаливанием смеси из серы, селитры и растения кокорника. Эта смесь по своим свойствам была уже очень похожа на порох и в дальнейшем использовалась специалистами военного дела.
При этом, однако, наиболее древним из китайских источников, в котором говорится о ракетах, является хроника, известная востоковедам под названием «Тунлян Канму». В этой хронике рассказывается о первом применении ракет при осаде Ппен-Кинг (Пекина) монголами в 1232 году нашей эры.
Китайские ракеты, запускавшиеся из крепости и наводившие панику среди монгольской конницы, представляли собой небольшие мешочки, набитые черным порохом и привязанные к стреле обычного лука. Они назывались «фэйхоэ цян» – «огненные стрелы». Чаще всего такие стрелы-ракеты использовались для поджогов неприятельского лагеря, его обозов с продовольствием и со снаряжением, деревянных строений и различных укреплений.
Полет «огненных стрел» в основном происходил за счет энергии натяжения тетивы лука стрелком – во время выстрела стрела приобретала некоторую начальную скорость и устремлялась к цели. Сгорание самого пороха приводило при этом только к незначительному увеличению дальности полета зажигательной стрелы. Тем не менее самые современные и совершенные ракеты, известные нам сегодня, своим происхождением обязаны именно тем древним «огненным стрелам».