— Эти кабели идут к Централи, — показал инженер. — В случае порчи двигателей, если излучение начнет проникать сюда, «Предиктор» тотчас же узнает об этом.
— Значит, излучение может проникать сюда?
— Конечно. Оно и сейчас понемногу просачивается.
Инженер достал из кармана маленький приборчик, снял с него защитную крышку и показал крохотный циферблат. Светящаяся зеленоватая точка была слегка отклонена от нуля.
Ребята переглянулись, потом посмотрели на лестницу, которая была единственным путем отступления, но никто не тронулся с места. Инженер, пряча приборчик, объяснил:
— Теоретически магнитное поле отклоняет все атомные обломки к соплам, а в действительности всегда находится небольшое количество «бунтующих» атомов, которые летят во все стороны, в том числе и сюда, где мы стоим. Но это количество так ничтожно, что не может оказать никакого вредного действия, тем более, что до жилых помещений довольно далеко, а здесь обычно никого не бывает. Однако если бы вследствие каких-нибудь повреждений — например, перебоев в подаче тока — магнитное поле исчезло, то поток частиц начал бы бомбардировать поглощающий экран все сильнее, проникая вглубь корабля.
Повернувшись к противоположной стене, инженер поднял руку вверх.
— Видите эти блестящие «жерла»? Это счетчики Гейгера-Мюллера и другие приборы, отмечающие наличие излучений. В случае малейших неполадок они тотчас извещают об этом «Предиктор».
На высоте четырех метров по стене шла продольная канавка, из которой торчал ряд блестящих приборов, нацеленных на дверь атомного котла.
— «Предиктор» шлет распоряжение затормозить реакцию распада путем автоматического введения кадмиевых стержней внутрь котла. Но если бы… — Инженер поднял на мальчиков спокойный, сосредоточенный взгляд. — Если бы «Предиктор» испортился, то…
Он подошел к люку.
— Вот этот люк, через него можно войти в котел.
— Как в котел? Но это невозможно!
Ребята думали, что Солтык шутит, но инженер покачал головой.
— Нет, может случиться… Маловероятно, но все же может случиться, что все дистанционные приборы испортятся. И тогда, если станет угрожать взрыв котла, кто-то должен войти туда через этот люк и ввести в графит кадмиевые замедлители.
— А кто это должен сделать?
— За безопасность корабля отвечает первый инженер-навигатор. Он мог бы приказать кому-нибудь, но он этого не сделает.
— Откуда вы знаете?
— Потому что инженер-навигатор — это я.
Ребята устремили на Солтыка широко раскрытые глаза. Только теперь они поняли, что он вовсе не относился к ним пренебрежительно, а просто очень устал. Глядя на его худое, неподвижное лицо, они уже твердо знали, кто войдет в котел, если это понадобится.
— Значит, туда нужно войти… — заговорил один из ребят. — Но, может быть, в каком-нибудь комбинезоне… в защитном скафандре?
Инженер покачал головой.
— Нет. Там, — он указал рукой, — там такое напряжение излучения, что никакой скафандр не поможет. За одну минуту человек вберет в себя смертельную дозу излучения.
Младший из ребят, забыв свою обиду на инженера, прошептал:
— Это значит, что вы… — Он умолк, потом договорил: — Значит, если… значит, вы должны будете умереть?
— Да, — ответил инженер. — Чтобы другие остались живы.
ПРОФЕССОР ЧАНДРАСЕКАР
Обратно инженер повел ребят по нижнему ярусу. Они сошли по узкой лесенке в треугольный коридор, прошли мимо трех или четырех дверей. Потрясенные обилием впечатлений, все молчали. В коридоре, выложенном темно-зеленой губчатой массой и освещенном лампами, было пусто и тихо: ни один звук не долетал сюда снаружи. Шагов через пятнадцать инженер остановился и указал на одну из дверей.
— Здесь помещается «Маракс», — сказал он и нажал обеими руками на дверные ручки, расположенные одна над другой. Они вошли в круглую, залитую светом кабину. Стены, как на автоматической телефонной станции, были усеяны тысячами выключателей и штепселей, покрывавших все пространство от потолка до пола; их фарфоровые головки, расположенные в шахматном порядке, блестели длинными рядами. В нескольких местах щиты были приоткрыты, как двери, и в глубине, в рубиновом блеске горящих лампочек, темнело переплетение проводов.
В центре кабины стоял кольцеобразный пульт, внутри которого свободно могли бы поместиться два человека. В одном месте он прерывался узким проходом. Пульт был покрыт стекловидным лаком темно-янтарного цвета, с зеленоватым отблеском от круглой лампы, висевшей под потолком. Вокруг пульта были укреплены девять черных трубок с обращенными к нему белыми экранами на конусообразных верхушках. Здесь стояла тишина, но не такая, как в коридоре, — ей сопутствовал тихий шорох токов.
— То, что вы до сих пор видели, — сказал инженер, — все контрольные аппараты, машины и приборы, — предназначено помогать нам в тех случаях, которые мы могли предусмотреть. Но может встретиться и такое, чего мы предвидеть не могли. А от того, как быстро мы с этим справимся, зависит судьба всей экспедиции. Вот для этого и построен «Маракс». Это название сокращенное, оно означает «Machina Ratiocinatrix» («Мыслящая машина»). То, что вы видите вокруг, — это релейные устройства. А этот пульт посредине — центр настройки, откуда «Мараксу» даются задания. Решения появляются на экранах.
Ребята стояли у самой двери, сбившись в кучку, и по их лицам было видно, что они плохо представляют себе, каким образом эта чудовищно сложная электрическая сеть сможет защитить экспедицию от неведомых опасностей.
— Я бы охотно рассказал вам побольше о «Мараксе», — продолжал инженер, — но у меня, к сожалению, нет времени.
— А скажите, пожалуйста, что он, собственно, делает?
— Трудно объяснить в нескольких словах. «Маракс» — это, ну, проще всего его можно назвать вычислительной машиной, обладающей очень большими возможностями.
На лицах у мальчиков выразилось удивление. Некоторые переглянулись, но никто ничего не сказал.
— Ну, пойдемте, — произнес инженер. — Может быть, в другой раз вам удастся узнать побольше.
Они направились было к двери, как вдруг послышался чей-то голос:
— Инженер… на минутку!
Они обернулись. В проходе между двумя раздвинутыми панелями, словно в какой-то удивительной двери, сверху донизу покрытой мозаикой кабелей, появился человек.
— Профессор, вы здесь? — удивился Солтык. — Я не знал. Я бы не стал мешать вам…
— Ну, что вы! Я очень рад. У вас, кажется, заседание комиссии? Я охотно выручу вас и побеседую с нашими гостями о «Мараксе».
Послышался радостный шепот. Инженер сделал шаг вперед.
— Я был бы вам очень благодарен, но… Ребята, — обратился он к мальчикам, — вам необыкновенно повезло, ведь профессор Чандрасекар — один из создателей «Маракса». Прошу вас, только не делайте попыток спрятаться, чтобы полететь с нами. Мы провели уже десятка полтора школьных экскурсий, и нам не раз приходилось обыскивать корабль, чтобы обнаружить любителей проехаться зайцем…
Инженер посмотрел на ребят, пытаясь напустить на себя строгость, потом улыбнулся, покачал головой и вышел. Когда дверь за ним закрылась, сделалось совсем тихо. Ребята, оробев, не двигались с места. Профессор, известный математик, был одним из членов экспедиции. Почти все они видели его на экране кино, в телевизоре или на фотографиях и теперь с любопытством разглядывали живого профессора.
Это был человек лет сорока, с сухим, очень смуглым лицом. Орлиный нос с тонкими ноздрями придавал ему твердое, суровое выражение, которого не могли смягчить даже вьющиеся, уже поседевшие на висках волосы. Но стоило посмотреть ему в глаза, почти всегда слегка прищуренные, впечатление это сразу исчезало. Трудно описать, что выражали они. В них была и детская живость, тронутая суровым раздумьем, и спокойствие, какое бывает после преодоления усталости, и уверенность в себе, и улыбка, такая выразительная, что ее невольно хотелось искать на губах, — но он улыбался только глазами. Однако удивительнее всего было то, что тем, на кого он смотрел, глаза его казались светлыми, даже очень светлыми, и только потом люди замечали, что они темного цвета.