- Почему?
- Из-за всего вместе. И из-за двух миллиардов, за которые я перевалил, и из-за потусторонних шумов, которые я начинаю слишком явственно слышать. Я стар и бодрствую почти до утра. И это мне позволяет видеть, как складываются моральный глыбы.
- Простите?
- Да, По ночам встают, возникают разные сближения, которых днем не бывает. Духовные, так сказать, связи, к утру распадающиеся. Мне показалось прошлой ночью, что с маленьким мальчиком лучше не настаивать. Окончание, которое от меня ускользает, наброски, которые вам не удаются, входят в состав царства видений. И оттого недоступны. По крайней мере теперь. Храните конверт; может быть позже, гораздо позже, когда настанет его время, вы его вскроете и все прояснится. А пока храните конверт. Бережно его храните. Это очень, очень существенно. Постарайтесь, чтобы от вас конец не ускользнул, как он ускользает от меня.
- Как вам угодно. А другие тексты?
- О! Другие остаются в полной силе. Они все доведены до заключений. Хотя бы Хан Рунк. Конечно, он труден и из-за личности самого Хана, и из-за последствий его поступков.
- Я ознакомился только с отрывками. Общего впечатления у меня нет.
- Но все-таки не забывайте, что в эту прозу вы вступили еще до того, как я вас встретил. Хан Рунк это самое грандиозное из столкновений внеземных сил. Я собрал все матерьялы, у меня множество доказательств, свидетельств, выписок, цитат, протоколов. Все это в приложении. Но теперь пришел к выводу, что лучше это разбить по страницам, в виде примечаний. Так читать будет много удобней. В этом {99} вы тоже мне можете помочь.
Решительно у меня на вас широчайшие виды, так что если вы думали, что со мной скоро покончите, то ошиблись. Вам придется иметь дело с краткими деловыми разъяснениями, касающимися самых непостижимых обстоятельств, первопричины которых скрыты в словах царя-поэта: возьму крылья зари и унесусь на них к границам мира, а там Бог. Когда вам придется сравнить описание какого-нибудь события с пояснениями, то вы удивитесь. Описание невообразимо. Но в сноске будет, например, значиться: см. рапорт комиссара третьего округа Баркера полицейскому следователю от 22-го ноября 1922-го года за № 0367 (102) А А 75. - Копия мэтру Бальмони, 45 бис, улица Лобино, Париж-6. И, конечно, в большинстве случаев речь идет о замятых делах. Тому достаточные основания. Опасный революционер Хан Рунк располагал огромными связями в политических сферах. Когда вы приведете текст в полный порядок, то получится самое увлекательное из чтений. Вот они моральные глыбы. И вы в них вошли целиком.
- Я?
- Да. Целиком. Мне готовят место под райскими кущами, услыхали, наконец, как я стучусь. Больше двух миллиардов ударов! Пора! Вовремя вас встретил, есть кому поручить то, чего сам сделать не успею. Разве не замечательно? Разве это не относится к области не совсем вставившихся в тела душ?
Савелий молчал. Недоумение, любовь, затаенное горе, пересиленная ревность, недосыпание, усталость расшатали его натуральное равновесие. Теперь, к одной из самых несуразных ночных речей Марка Варли прибавилась просьба заняться сносками в тексте Хана Рунка. И надо было хранить драгоценный конверт.
- Вы согласны? - спросил Варди.
- Да. Согласен.
32. - МАЛЕНЬКИЙ ДОМИК.
В сущности, вопроса о согласии или несогласии не возникало. Савелий не мог не мириться с тем, как все складывалось. Дружественное расположение Варли, увлечение рисованием, уверенность в завтрашнем дне, комфорт, легкость работы Асунты, - все это он учитывал и если и были некоторые вопросы, то недостаточные для того, чтобы решиться на большие перемены. Он спрашивал себя, время от времени, не слабость ли это с его стороны? "Можно ли безропотно мириться с ролью услужающего, соглашаться со всеми требованиями старика и принимать всерьез его бредни?" - говорил он себе. Но вышло так, что с наступлением весны Варли проявил по отношению к нему особенное доверие, поставив его в известность о некоторых вещах и, применительно к этому, сообщив, что он, опять таки, рассчитывает на его {100} помощь. В противоположность установившейся привычки он поднял вопрос не ночью, а после завтрака.
- Я был не совсем точен, - начал он, - когда сказал вам, что я один на свете.
- Если у вас на то были причины...
- Да, конечно. Разве во Франции хоть что-нибудь бывает без причины? Просто у меня не было повода вам об этом говорить и это ведь причина. Кроме того, я вас, по-настоящему, еще не знал. А теперь вы мои друг. Я на вас рассчитываю.
- Надо ли мне быть польщенным? Или смущенным?
Или и то и другое вместе?
- А-а! Правда? Оставьте эту условную вежливость, друг мой. Она ни вам, ни мне не к лицу. Слушайте лучше, что я вам, вкратце, расскажу. У меня есть племянница, которая ждет моей смерти чтобы унаследовать квартиру. Время от времени она меня навещает. Как раз вчера, когда вы отлучались за покупками, она зашла. Ее впустила ваша жена, которой она успела пояснить, что я ее дядюшка. Как видите, мадам Болдырева в курсе. Но это неважно. Племянница пробыла у меня с полчаса, что мне дало повод лишний раз повторить: мементо мори. Квартирный вопрос стоит остро и ее нетерпение мне отлично известно. Оно понятно. Она, моя единственная родственница и я ей все оставляю. Все кроме рукописей. Их я оставляю вам.
- М-сье Варли...
- Нет, нет, не перебивайте. Ничего не говорите. Ничего. Я обдумал, принял решение и надеюсь, что вы меня не принудите его отменить.
- Совсем искренне признаюсь, что смущен той честью, которую вы мне оказываете. Не знаю, что мог бы сказать другое.
- Слушайте дальше. Речь не только о том, чтобы мои труды попали в надежные руки, но еще о том, чтобы они не были уничтожены. Я дрожу при мысли, что ими завладеет моя племянница. У нее колбасный магазин и она, прежде всего, предана своему делу. Она... как вам сказать? Ну, грубая матерьялистка. То, что меня интересует и меня захватывает, ей более чем безразлично. Она просто в этом ровно ничего не понимает. Она меня даже бранит, говоря, что я занимаюсь никому не нужной ерундой. Ничего у меня нет с ней общего, кроме родственной связи. Тогда как, между мной - писателем и вами - художником - протянулись крепкие нити. Мы друг друга отлично понимаем, не правда ли? Друг мой, не правда ли?
- Конечно, м-сье Варли. Только повторяю...
- Ничего не повторяйте. Я все за вас предусмотрел. Я знаю, что вам надо работать и что для вас главное - это ваша семья. А! Если бы я был богат, то завещал бы вам средства, достаточные для того, чтобы вы могли жить безбедно и завершить мое дело. Но я всего располагаю пенсией, которая кончится с моим исчезновением. Она {101} главнейшая часть моих доходов, остальное - пустяки. Есть у меня еще небольшая недвижимость. Доходов она не приносит, но...
- Мое смущение граничит со смятением, м-сье Варли.
- Hет, не должно быть ни смущения, ни смятения. А вот: небольшой домик в департаменте Дром и, при нем, две тысячи квадратных метров плодородной земли - мои владения - расположены недалеко от большой деревни, в которой работают три или четыре фабрики: фруктовых и овощных консервов, упаковочная, лесопильная, тюфяко-матрацная, дубильная... Я вам оставлю мой домик. Вы сможете там жить и огородничать, подрабатывая на одной из фабрик. А в свободное время будете иллюстрировать мои сочинения, и распределять подстрочные примечания к Хану Рунку. Рукописи вы перевезете туда, теперь же. Это, если можно так выразиться, духовная часть моего наследства, которая по праву отходит вам. Никому другому. Только вам. Я вас прошу меня заступить, принять от меня все самое мое драгоценное, его сохранить и всегда о нем заботиться. Савелий! Вы не можете мне в этом отказать! Вы ведь жили в моих страницах еще до того, как я вас узнал. И они вам, эти страницы. Вы их хранитель. И если...
Варли вдруг умолк.
- Скажите, что вы хотели сказать, - промолвил Савелий.
- Если вы, в конце концов, найдете издателя, опубликуйте их. Вы, может быть, думаете, что я себе противоречу? Не говорил ли я вам, в самом деле, что хочу оставаться писателем чистым, подлинным, отчего никогда даже и не пытался хоть что-нибудь из моих сочинений издать. Но посмертное издание другое дело. Посмертное издание будет жить своей жизнью и когда настанет его час само умрет. Оно не будет осквернено авторским тщеславием и не послужит поводом для сплетен, наговоров, интриг, зависти и мести. Я на вас рассчитываю.