Они опять помолчали. В воздухе противно зазвенел комар, эльф поморщился и поднял руку, чтобы щёлкнуть пальцами, но остановился, вновь взглянув на спутника, что сидел, подперев щёку и глядя в огонь, и по-простому прибил комара ладонью.
— А ты сам-то хотел бы бабою быть? — спросил Асуня. — Тебе б сподручнее было. С косами такими. Да и стан у тебя девичий-то, он — отощавший какой, дажить, энто, бороды не растёт!
Кайлиэль поднял брови и медленно принял оглядывать обступавшие поляну стволы деревьев. В ровном дыхании, что вырывалось из носа над сжатыми губами, слышалось что-то, что у отца бывало, когда мамка ему на макушку опять приседала с распеканиями.
— Ты энтыть… — понуро сказал Асуня, — не хотел обидеть-то, прости, Кай. Ну что уж сделать, коли такой-то родился? У нас вон, тожить, энтот… Дядь Мерак — тощий, што щепка! Веслом перешибить можна! Дык мёд только у него-то вкусный на всю деревню! С Баталона даж видел, как приезжают к нему-то! А как Жорвель на него полез разок, дык тот улей открыл, ох и бежали мы! Так что ты энтово… ну не серчай, а?
— Да не серчаю я, — примирительно сказал эльф, вновь взглянув на друга. — Ты сам-то хотел бы женщиной родиться? В вашей деревне?
Лоб Асуни в который раз за вечер собрался гармошкой. Затем разгладился, а после собрался опять. К тому времени, как толстое полено в костре переломилось пополам, этот цикл прошёл раз двенадцать, прежде чем Асуня потянул:
— Да вот ить и не знаю-то. Сперва-то думал, что позорище-то, жуть! Да потом покумекал и решил, что неплохо-то бабою быть. Ну энтово, говорил же ж.
Эльф внимательно смотрел на него и не перебивал.
— А таперича полдумал, прикинул… Не так-то оно ить и хорошо-то. Бабою-то. Идалья-то старая уже, с неё-то спрос какой? А вона, Улька, дык батька у ней как напьётся, дык дом разносит, што щепки да черепки летять. А ей убирать-то. Да только я б ему по макушке-то, а она молчит и метёт. Добрая она. Красивая… Эх, быть бы мне бабою, как она! Мож, хоть в подружки бы взяла-то. Я б ей тогда мести помогал, чтоб не так тяжко-то. Да и по воду ходил бы, а то коромысло тащит, а сама качается.
Асуня мечтательно вздохнул.
— Давай спать укладываться, — сказал Кай, спустя несколько минут. — Полночь уже миновала давно, а я не люблю на ходу засыпать.
И он принялся раскладывать одеяло на земле. Лёг с краю, под голову взял мешок и указал Асуне на свободную половину. Тот замялся и крякнул:
— А энтыть? Не срамно-то?
— Чего? — ровно и терпеливо спросил Кай.
— Ну… энтыть… Ты ж хоть и с косами, да мужик всё ж таки, а я уж бабою скоро буду-то. Не этыть?
— О боги! — хлопнул себя по лбу ладонью эльф. — Во-первых, сейчас это не имеет значения — мы в походе! Ты себе почки простудить хочешь? А во-вторых, ты меня что мужик, что баба не интересуешь, так что срам ты себе сам выдумал, боги! — он со стоном отёр лицо, потом долго посмотрел на сморщенную в непонимании физиономию Асуни и предложил: — В штанах пошуруди, а? На месте если всё, то и ложись.
Асуня послушно сунул руку в портки и облегчённо выдохнул.
— На месте пока! — и улёгся на одеяло с довольной улыбкой.
Ещё успел поглядеть на звёзды, радуясь красивым мерцающим огонькам, а уже через минуту поляну оглашал раскатистый мужицкий храп. Кай лишь перевернулся ну другой бок и положил клапан мешка себе на ухо.
Доблесть
Асуня спал так крепко, что его не разбудил даже собственный храп, заставлявший соседа ворочаться почти до самого рассвета, когда он забылся тревожным сном. Но всё же, когда начало отчётливо светать, Асуня достаточно громко пустил ветры, из-за чего с вскриком проснулся. Первым делом хлопнул ладошкой по штанам в области паха, ойкнул и продрал глаза.
Сначала ему показалось, что эльф рядом храпит почти так же, как бабка Идалья, но потом понял, что звук раздаётся с противоположной стороны от костра. В сумерках было не понять, что там творится, но Асуня всё же увидел горбатую мохнатую спину, которая то вздрагивала, то прогибалась к земле.
— Штой-то… — пробормотал Асуня, но тут же подскочил на ноги. — Батюшки! Га-а-а-а-а-а!!!
Рядом резко сел Кай и с остервенением выругался.
Медведь напротив поднял лобастую голову, подёргал носом, а потом разинул пасть и заревел.
— Алетушка, поможи! — пролепетал Асуня, раскинул руки и опять заорал: — А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Бежать было некуда, костёр почти прогорел, расстояние между зверем и одеялом — шагов пять всего. Медведь, хоть и был молод и не так велик, какие дальше на север встречались, но оказался зол и выглядел очень устрашающе. Асуня понял, что они погибли! Как не вовремя-то он бабой становиться начал-то!