«В этом есть смысл, – кивнул Аун Шаррах. – Я прикажу собрать сведения. Трех дней должно быть достаточно – по крайней мере для того, чтобы составить общее представление».
Глава 2
Тощий, смуглый, нелюдимый сорванец, сам себя назвавший Гастелем Этцвейном,1 превратился в молодого человека со впалыми щеками и горящим, пронзительным взглядом. Когда Этцвейн играл на хитане, уголки его рта приподнимались, сообщая обычно угрюмым чертам оттенок поэтической меланхолии, но по преимуществу он был человек спокойный, внешне даже необычно сдержанный. Близких друзей у него не было – кроме, пожалуй, старого музыканта Фролитца, считавшего Этцвейна помешанным…
Уже на следующий день после посещения Палаты правосудия Этцвейн получил известие от Ауна Шарраха: «Расследование дало неожиданные результаты – уверен, что вас они заинтересуют. Жду вас в любое время».
Этцвейн немедленно отправился в Разведывательное управление.
Аун Шаррах провел его в помещение с высоким сводом под куполами шестого яруса. Линзы световых колодцев из водянисто-зеленого стекла полутораметровой толщины смягчали лавандовый свет солнц, насыщавший цвета огромного ковра работы мастеров Глирриса. Посреди зала на низком круглом столе семиметрового диаметра покоилась массивная рельефная карта. Приблизившись, Этцвейн обнаружил удивительно подробное изображение Караза. Горы, вырезанные из бледного янтаря, добытого в кантоне Преданий, были инкрустированы кварцем, изображавшим снега и ледники. Серебряными нитями и лентами в долинах, выложенных лиловато-серым сланцем, к морским берегам струились реки. Леса и болота были представлены зеленым бархатом различных оттенков, с пушистым длинным и гладким коротким ворсом. Шант и Паласедра лишь намечались очертаниями берегов с южного и восточного краев.
Аун Шаррах медленно прохаживался у северного края стола. «Вчера вечером, – сказал он, – местный дискриминатор2 привел в управление матроса из Жирмонтских доков. Моряк поведал исключительно странную историю. Ее рассказывали горнодобытчики, спустившиеся на барже в Эрбол – это здесь, в устье Кебы». Шаррах нагнулся и опустил палец на карту: «Баржа привезла вулканическую серу отсюда, – Шаррах прикоснулся к излучине реки в трех тысячах километров выше по течению. – Район этот называется „Бурнун“. Где-то здесь, на берегу Кебы, поселок Шиллинск – на старой карте он не значится… В Шиллинске владелец баржи говорил с торговцами-кочевниками с Запада, из-за гор – они спустились с перевала Кузи-Каза, кажется, здесь…»
Этцвейн, прибывший в гостиницу «Фонтеней» на дилижансе, столкнулся с Ифнессом в дверях таверны. Историк холодно кивнул и собрался было уйти, но Этцвейн решительно преградил ему дорогу: «Один момент!»
Ифнесс неохотно задержался, нахмурился: «В чем дело?»
«Вы упомянули некоего Дасконетту. Надо полагать, он уполномочен принимать важные решения?»
Ифнесс Иллинет с подозрением приподнял голову, искоса глядя на Этцвейна: «Дасконетта занимает ответственный пост».
«Я хотел бы с ним связаться. Как это сделать?»
Землянин не торопился с ответом: «В принципе есть несколько способов. Практически, в вашем случае, без моей помощи не обойтись».
«Прекрасно. Будьте добры, свяжите меня с Дасконеттой».
Ифнесс сухо усмехнулся: «Все не так просто. Если у вас есть существенная информация, способная заинтересовать Институт, приготовьте краткое изложение и представьте его мне. В свое время я буду говорить с Дасконеттой и могу передать ваше сообщение. Само собой, я не стану отнимать у него время тенденциозными призывами или тривиальными ходатайствами».
«Разумеется, – кивнул Этцвейн. – Вопрос, однако, требует срочного обсуждения. Уверен, что любая задержка вызовет порицание вашего начальства».
Ифнесс не повышал голос: «Сомневаюсь, что вы способны угадать реакцию Дасконетты. Он славится непредсказуемостью».
«Тем не менее, я считаю, что дело будет рассмотрено внимательно и без промедления, – настаивал Этцвейн. – Если, конечно, Дасконетта намерен сохранить свою должность. Есть какая-нибудь возможность связаться с ним напрямую?»
Усталым жестом землянин выразил смирение с неизбежностью: «В чем состоит ваше предложение – вкратце? Если вопрос действительно важен, по меньшей мере я смогу предложить полезные рекомендации».
«Не сомневаюсь, – сказал Этцвейн. – Но вы слишком заняты исследованиями. Вы дали понять, что не можете со мной сотрудничать, что у вас нет достаточных полномочий для решения важных проблем и что такие полномочия возложены на Дасконетту. Таким образом, с моей стороны разумнее всего немедленно обсудить ситуацию с Дасконеттой».
1
Среди хилитов Башонского храма каждый чистый отрок выбирал себе имя, символизировавшее его надежды на будущее. Гастель был древний герой-авиатор, Этцвейн – легендарный музыкант. Такой выбор примеров для подражания шокировал и разгневал Оссо, духовного отца Этцвейна.
2
Дискриминаторы (на шантском языке – «ави стиои», в буквальном переводе – «тонкие ценители» или «внимательные наблюдатели»): когда-то так называли инспекторов, нанятых гарвийской Эстетической корпорацией. Со временем, однако, дискриминаторы постепенно стали выполнять функциb кантональной полиции. Этцвейн и Аун Шаррах способствовали дальнейшему расширению круга их обязанностей.