Блэк почувствовал горький привкус во рту. Чтобы избавиться от горечи, он набрал в рот слюны и уже собрался сплюнуть, но тут обнаружил, что его лицо по-прежнему закрыто шерстяной маской. Он быстро закатал края маски, подняв ее на лоб, после чего с удовольствием выплюнул скопившуюся во рту слюну и опустился на траву, положив на согнутые колени автомат. Внизу, у подножия холма, раскинулся лагерь чеченских боевиков. Правда, наступившая в горах темнота сейчас скрывала лагерь от сидящего на склоне холма человека. Блэк с удовлетворением отметил, что с наступлением ночи чеченцы затушили свои костры и теперь огонь не выдает в темноте их присутствия. А сколько раз ему пришлось повторить их тупому командиру, что ночью горящий костер виден с воздуха за десятки километров. Бисламову просто повезло, что у федералов не так много вертолетов, оборудованных средствами для ночных полетов, и их воздушные охотники ни разу не пролетали ночью над его лагерем. Но если бы люди Бисламова и дальше жгли по ночам костры, то вместо вымаливаемой благодарности Аллаха им на головы когда-нибудь непременно свалились бы осколочные бомбы.
«Самовлюбленный идиот, – подумал Блэк, ложась на спину и направляя взгляд в черное ночное небо. – Ведь уже не первый год командует отрядом, а о правилах световой маскировки не имеет даже элементарного понятия. Тупой баран, он так и не понял, что первая война кое-чему научила федералов. Бисламов – баран, но это не он, а я служу ему. Но ничего, скоро все изменится. Очень скоро». Стремительно поднявшись с земли, человек в закатанной на лоб черной маске забросил на плечо автомат и решительно направился в сторону лагеря.
Первый раз Боря Молчанов нестерпимо захотел, чтобы все изменилось, когда ему было еще только десять лет. Это произошло первого сентября, в день, когда Боря впервые пришел в новую школу. Три первых класса начальной школы он проучился по месту жительства. Школа располагалась совсем рядом с домом, нужно было только пройти через двор и перейти через улицу. И Боря ходил туда с удовольствием.
У него оказалась великолепная память, поэтому, быстро сделав уроки, он бежал во двор поиграть с такими же, как он, пацанами. У матери, воспитывающей сына в одиночку, не хватало денег, чтобы часто покупать Боре игрушки, и он научился делать их сам. В конце третьего класса он смастерил отличную рогатку: отпилил одолженной у соседа ножовкой раздваивающуюся ветку и привязал к ее отпиленным концам полоску, вырезанную из выброшенной на помойку старой велосипедной камеры. То, что в качестве тетивы для рогатки лучше всего подойдет резина велосипедной камеры, а в качестве пулек – металлические шарики от подшипников, Боре подсказал соседский Юрка, живущий в том же подъезде этажом выше, который был старше его на три года. Из собственноручно сделанной рогатки Боря с удовольствием расстреливал отыскиваемые на мусорной свалке пустые бутылки, а также ворон, слетающихся покопаться в отбросах. Обладая твердой рукой и хорошим глазомером, он вскоре научился попадать даже в низколетящих ворон. Однажды Юрка, увидев, как кувыркается по земле сбитая Борей птица, не скрывая своего восхищения, заметил:
– Да ты прямо снайпер.
Боря был польщен. С той случайной встречи и началась их дружба.
Все три первых класса Боря Молчанов закончил с похвальными листами, которые в конце каждого года вручала ему, наряду с прочими отличниками, директор школы. В Борином дневнике стояли одни пятерки. Даже учительница пения, обнаружив, что Боря не совсем чисто выговаривает букву «л», ставила ему пятерки, справедливо посчитав, что этот небольшой дефект речи с возрастом исправится. Мать не могла нарадоваться на сына. Еще большую гордость она ощутила тогда, когда директор школы сообщила ей, что с тем прилежанием, которые показывает Боря на занятиях, он мог бы с успехом учиться и в специализированной школе-лицее. После этого разговора желание перевести сына в городской лицей стало для матери десятилетнего Бориса главной целью.