И для «дела Лавона», и для войны Судного дня характерна одна общая особенность — в обоих случаях руководители Военной разведки старались избежать контроля. В первом случае, — чтобы снять с себя обвинения политического характера, работниками разведки были подделаны документы. Во втором — они попросту утаивались, чтобы не давать повода для сомнений в правильности занятой разведкой позиции.
Трудности стали в Израиле возникать, собственно, в связи с тем, что вся иерархическая структура общества, в пределах которой функционировала разведка, постепенно разрушалась.
Хаим Герцог, дважды при Бен-Гурионе занимавший пост начальника Военной разведки, рассказывает, что Бен-Гурион считал себя в конечном счете ответственным за все дела разведывательных организаций. Он сам представлял аналитические отчеты разведки и кабинету министров, и комитету по делам обороны и иностранных дел в Кнессете.
Бен-Гурион был обо всем осведомлен, все вопросы он обсуждал с руководителями разведывательных служб и, сделав самостоятельное заключение, выносил его на рассмотрение коллектива политических деятелей. Разведка при нем выступала в отведенной ей изначально роли, то есть в роли советника. В формировании политической линии правительства она участия не принимала.
Система эта рухнула по нескольким причинам. Прежде всего, потому что к разведывательной работе были привлечены люди столь выдающиеся, что они превосходили во многих отношениях (даже в политической своей осведомленности) тех, на кого работали. Во-вторых, значительно усложнились задачи самой разведки. Израильская разведка постепенно превратилась в государство в государстве, в коллектив, замкнутый на себе.
К числу заслуг Мосада и Военной разведки с полным правом можно отнести их стремление удержаться на моральном уровне, соответствующем стандартам, принятым в цивилизованном мире. Само собой разумеется, и израильтянам приходилось прибегать к убийствам. Это вытекало с неизбежностью из концепции, которая признавала, что с терроризмом можно справиться лишь применяя контртеррор.
В 70-х годах в израильском обществе было немало диспутов на эту тему. В дискуссиях принимал активное участие и коллектив разведывательных служб. В конечном счете Израиль пришел к выводу, что методы контртеррора в создавшейся в стране ситуации оправданы. Отрицать справедливость этого вывода трудно.
В начале 40-х годов разведка создавалась кучкой недисциплинированных любителей и горячих спорщиков. Однако этические нормы для профессионалов были выработаны очень скоро и существуют и поныне. Конечно, как известно, в семье не без урода, но исключения не могут изменить общего характера организации.
Давид Бен-Гурион, обычно резко реагировавший на провокации арабов, был первым политическим деятелем в Израиле, заложившим основы морали, которую диктовала вся история еврейского народа (если этими заветами руководствоваться вообще). Прежде всего был принят постулат: есть вещи, которые евреи делать не должны.
Время от времени в правительство поступали предложения убить Насера или Арафата. Они решительно отклонялись. Убийство политических лидеров других стран несовместимо с достоинством государства Израиль. Новички в Мосаде и Военной разведке подвергались строгим психологическим испытаниям. В Мосаде работают высокопрофессиональные психиатры, которые прослеживают судьбу офицеров секретной службы на протяжении всей их карьеры.
В то время, когда было принято решение о ликвидации ведущих лидеров террористов, один из старших агентов Мосада как-то на собрании позволил себе заговорить о них в несдержанных выражениях — как о паразитах, которых Мосад призван уничтожить. Его деликатно вынудили покинуть Мосад. В характеристике, которая ему была выдана, правда, указывалось, что подобный выпад для него нетипичен. Вообще говоря, это был мягкий человек, тяжело переживавший события, связанные с действиями палестинцев. Он пытался сам перед собой оправдать убийства, громко выражая свое отвращение к террористам. И все же это поведение установленным нормам не соответствовало. Мосад предпочитал тех, у кого при мысли об убийстве бывают кошмары.
Однажды кто-то заметил, что в функции разведки входит уменье «в общем шуме различать отдельные голоса». Перед началом первой мировой войны французская разведка предупреждала о том, что немцы начнут войну и дала подробное описание всей операции. Французское правительство в это не поверило именно потому, что «общий шум», производимый политическими и дипломатическими выступлениями, свидетельствовал вроде бы об обратном.