Дежурный по полку Бурцев с утра оставался на попечении начальника штаба. И хотя ему по уставу было положено отдыхать в дневное время четыре часа, Щеглов пытался этому всячески помешать. Под различными предлогами он вызывал дежурного к себе или в караульное помещение и заставлял устранять недостатки, выявленные в ходе проверки. Фамилия Бурцева замелькала в приказах. Его отмечали как самого худшего. Командир полка всё это видел и закрывал глаза.
Однажды, будучи в очередном наряде, после сильной взбучки от Щеглова Бурцев твердо решил сделать Асе предложение. Дежурство тянулось долго. Новый дежурный, проинструктированный Щегловым, проводил смену около трех часов. Недостатков, которых всегда было очень много, заставили устранять сегодня же. После десяти часов вечера Бурцев вышел с территории части. Не заходя домой, он пошел прямо к Асе. В окне не было света. Он позвонил в дверь. Вышла в наспех накинутом халате Ася.
— А я думала, что ты уже сегодня не придешь.
— Вот только с дежурства сменился. Он меня доконает.
— Кто, Васенька?
— Да Щеглов. Всё никак не успокоится, что я к тебе хожу. Он хочет, чтобы я бросил тебя. Но он ничего не добьется.
— Так это он тебя из-за меня мучает, и ты всё знаешь?
— Да, Ася, я знаю, что у вас с ним раньше было. Это меня не касается, слышишь, не касается, — почти кричал Бурцев. — Это было до меня. А сейчас есть я и ты, и я люблю тебя.
Ася стояла и не могла шелохнуться. Появились какие-то странные чувства: была горечь за прошлое и радость за настоящее. Этот неумытый, грязный, замученный человек стал для неё вдруг близким и родным.
— Знаешь, Ася, что я хочу тебе сказать, выходи за меня замуж.
Ася молчала. Потом Бурцев долго мылся под душем, холодная вода бодрила его уставшее тело. Ася звенела на кухне посудой, готовя ему ужин. Когда он, вышел из ванной, стол уже был накрыт. Пахло жареной картошкой, на столе стояли две рюмки и водка, соленые огурцы и две котлеты.
— А я знала, что ты придешь, и взяла их со столовой, — показывая на котлеты, сказала Ася.
Он сел, Ася стала вокруг него хлопотать. Ему стало так приятно. Немного этого домашнего уюта заставили забыть всё: выходки начальников, их невежество, бесчеловечность и абсолютная дурь осталась для него где-то в другом месте.
«Всё-таки правильно я решил, — подумал Бурцев. — Дом — это всё: любимая жена, любимые дети, уют — вот, что нужно для жизни, а остальное суета сует. Вдруг промелькнула мысль, — это решил я, а как же Ася? Она же мне не ответила. Может быть, она не согласна?»
Он налил рюмку и спросил.
— За что будем пить, Ася?
Она, с минуту помолчав, сказала:
— Давай выпьем, Василек, за нашу помолвку.
— А как Щеглов, он не будет нам мешать?
— Со Щегловым позволь мне самой разобраться. Пусть он не суется в мою личную жизнь.
Рано утром, проводя Бурцева на службу, Ася поджидала Щеглова у входа в подъезд. Захлопали двери подъездов, офицеры торопились в полк. Наконец показалось в дверях ожиревшее лицо. Щеглов шел в полк в расположении духа, веселый, ничем не озабоченный. Ася шагнула к нему на встречу. Но он делал вид, что не замечает её.
— Константин Петрович, — окликнула его Ася.
Щеглов вздрогнул, замедлил шаг, но потом остановился. Несколько офицеров, идущих рядом, оглянулись. Ася подошла к нему:
— Здравствуй, Костенька, — сказала Ася.
— Здравствуй, Ася. Почему здесь решила поговорить, здесь же народу много?
— А чего бояться, Костенька, я знаю, ты меня любишь и не даешь никому ко мне подойти. Я думаю, что коль ты меня так любишь, то нам надо быть вместе. Ты нерешительный, так я пойду к твоей жене и скажу, что мы любим друг друга. Пусть она тебя отпустит. Мы будем счастливо жить, Костенька.