— Ася, если ты не хочешь…
— Помоги мне, — тихо всхлипнув, квохчет.
— Чем? — подкладываю под свои ягодицы руки и скрещиваю ноги, выставляя ей на обозрение член.
— Подскажи, — она таращится на ствол, закусывает нижнюю губу и глубоко вздыхает, носом шумно забирая воздух.
— Здесь, — кивком указываю ей на левую половину своей груди. — Что ты чувствуешь?
«Любовь? Или игру?» — кровь больно ударяет в мою голову, бурлит в сосудах, закипает, выбивая чёткий ритм, насквозь пробивает кость и самотёком, почти без давления, спускается в тонкую подкорку.
Уверен, что мои глаза теряют радужку и стремительно меняют цвет. Коричневый оттенок смешивается с иссиня-чёрным, растворяется и теряет тёплый шарм.
«Я ведь первый! Первый у неё во всём» — стучит сознание. Мне нравится этот факт. — «Первый и последний. Останусь для жены единственным».
— Это не постулат, которому нужно беспрекословно подчиняться. Нет инструкции, Ася. Не предусмотрено предустановкой. Понимаешь?
— Нет, — прокручивает пальцы и сильно раздувает ноздри. — С чего начать?
Съязвить и остудить? Обидеть, снести к чертям настрой? Или бережно направить, возможно, попросить и успокоить?
— Начни с желания, Цыпа, — обреченно выдыхаю.
— М? — вскидывает голову, разыскивая зрительный контакт.
Даю его незамедлительно:
— Хочешь или…
— Хочу! — сиюсекундно обрывает.
— Тогда я в твоём полном распоряжении, — развожу по сторонам руки, выпрямляюсь, отхожу от стены и расставляю ноги на ширину плеч.
— Не боишься? — подмигнув, внезапно задаёт вопрос.
Шутит или угрожает?
— Нет, — отрицательно мотаю головой.
— Если я сделаю что-то не так, то ты направишь? Поможешь?
Это надо постараться, чтобы испохабить благое дело, от которого дрожат колени, а кишки марш играют, когда пещеристое тело мощно сокращается.
— Уверен, что разберёшься. Это не операция на мозге или запуск космического корабля. Это секс…
— Хм? — жена подкатывает глазки.
— Хм? — копирую и изумляюсь. — Это что-то должно означать?
— Минет — секс, не порно?
— Издеваешься?
— Костя, не обижайся, пожалуйста, но выглядит не очень, — а кто-то сильно покрывается румянцем.
— Это в твоих роликах — не очень, а в реальности иначе. Что пугает?
— Рвотный рефлекс, — поджимая губы, прячет взгляд.
— Дыши носом, — играю в доктора.
— Я дышу, — она специально раздувает ноздри, демонстрируя мне алгоритм дыхания.
— И глубоко не бери, — взмахнув рукой, спокойно отвечаю. — Здесь вопросы анатомии, жена. Головка — наиболее чувствительное место. Если по-простому, то его конец!
— … — Ася куксится, по-детски надувает губы и таращится на мой пах, будто видит парня в первый раз. — Как долго?
«Пока не кончу!» — нет, так говорить не буду, а то спугну.
— Женщина тоже получает удовольствие, Цыпа. Узнаешь, когда пора.
— Господи, ты меня смущаешь, — глаза ладонью прикрывает.
— Не веришь?
— Верю, но…
Если я не ошибаюсь, жена желает знать план возможного орального мероприятия в деталях, чтобы не попасть впросак?
— Ты возбудишься, Цыпа.
— М-м-м.
Спорно, да?
— От того, что я буду в твоей власти. Хочешь увидеть сильного мужчину, наслаждение которого зависит целиком и полностью от действий слабой женщины?
— Да.
— Такое возможно. Картина, как говорится, будет маслом.
А эго так и прёт! Чего меня, спрашивается, так раздуло? Она ведь даже не подошла, не прикоснулась, не погладила, не сдавила и не сжала, не облизнула или пощекотала, а я уже и до финала самостоятельно дошёл. Незримое управление или кое-что другое, чего я пока не вижу, не понимаю, зато всеми фибрами однозначно ощущаю.
— Для этого необходимо сосать член?
У-м? Однако Ася осмелела и стала миленькие пошлости вворачивать.
— В том числе.
— Пожалуй, на сегодня достаточно.
— Не забудь себя ласкать.
— Что? — запрокинув руку, жена сжимает шею и поправляет прилипшие к её плечам отяжелевшие от воды тугие локоны.
— Грудь, например, и…
«Чёрт!» — последнее, что слышу, потому как дальше только чернота, мрак и безвоздушное пространство.
Страховки больше нет! Раскрыл ей все секреты, показал колоду, убрал краплёные и подложил немного козырей, упомянув про собственное наслаждение. Теперь всё зависит только от Мальвины и её желания. Хочу верить, что это добровольно, а я ни на чем непредумышленно не настоял, иначе не прощу себе, что с этим поспешил, вероятно, испугал и заставил сомневаться в только-только приобретенных умениях.
Она опускается на колени и, двигаясь на них, подбирается ко мне поближе. Жена поглаживает мой живот, трогая напряженный пресс; специально не касаясь плоти, рассматривает кожу, подцепляет ногтем тёмную дорожку из волос, затем заводит ладони назад и, сжав несколько раз мой зад, снова возвращается к тому, что взведено и уже готово.
— Это пытка, — рассматривая сквозь ресницы её сосредоточенное лицо, шиплю. — Очень изощрённо, как для новобранца! Решила доконать? — запрокинув голову, выдыхаю в потолок и стукаюсь затылком о влажный кафель.
— Тебе приятно?
Издевается? Жестоко и отвратно. В подробностях пересказать, какой я каждый раз ловлю приход, когда остаюсь в опасной близости со своей женой? Есть в этой недотроге нечто, что заставляет играть пожёстче, подумывая о бурной страсти, с которой я хотел бы брать её. В чём дело? Что здесь не так и что такого? Возможно, голубые глаза? Или густая белоснежная копна? Вероятно, женственная фигура? Но в большей степени она сама?
Жарко, влажно и опасно. Жена обхватывает член одной рукой, проводит по стволу, несмело подаётся на меня вперёд, при этом сильно выгибает поясницу и отставляет ягодицы, покоящиеся на мягких пятках. Идеальный вид, прекрасная картина, от созерцания которой я себя теряю, размазываю мысли, стираю к чёрту все барьеры, шиплю, закусывая нижнюю губу.
— Да, малышка.
Ася несмело прикасается к головке, будто пробует, выставляя язычок. Щекотно и приятно, а я, похоже, улетаю. Она облизывает плоть, наворачивая круг за кругом, ласкает языком венец, уздечку, ободок. Я слышу странный звук. Что-то грубое поёт?
Моя грудная клетка раздается, а мышцы на животе непрерывно сокращаются, подавая кровоток, я напрягаюсь и дышу, как загнанный сайгак, неоднократно пропуская удары метущегося в клетке сердца. Она сосёт, при этом издает тот самый пошлый звук, который, вероятно, слышала, когда смотрела взрослое кино, в котором натуральное, искреннее, близкое, красивое и нежное, изображено в ужасной форме. Это извращение: чья-то богатая на подобные события нездоровая фантазия находит долгожданный выход в цепочке бешено сменяющихся кинокадров, а в настоящей жизни всё не то.
Огромные глаза внимательно следят за мной. Я, как в тумане, но вижу всё. Всё, что происходит там внизу.
— Ты умница, — шепчу, запуская пятерню ей в волосы, сжимаю и направляю Асю, помогаю, насаживаюсь и торможу её поспешные движения, вынуждая подстраиваться под любимый мною ритм.
Она послушно выполняет, замедляется, причмокивая, выпускает член, а после облизнув головку, снова забирает.
— Вот так! — растекаюсь, опираясь на скользкую стену, и подаюсь вперед, царапая головкой нёбо, а затем щеку.
Она пытается улыбнуться. Слегка растягивает рот и проталкивается немного глубже, а я, вздернув губы, обнажаю крепко сцепленные зубы. Шиплю и щелкаю языком. Можно ли это считать тем стоном, о котором мы спорили с женой в машине? Вряд ли. Скорее, это поощрение для той, которая стоит на коленях передо мной и орально ублажает.
Ася двигает губами, помогая себе рукой, сильно увлажняя ствол, давится собственной слюной, но меня не выпускает. Хочу верить, что мой внешний вид её нисколько не пугает, а скорее, как красная тряпка для быка, является вполне отчетливым сигналом о том, что я просто наслаждаюсь тем, что она тут вытворяет. Жена одной рукой сжимает свою грудь, оглаживая бешено двигающиеся рёбра, опускается на живот и направляется еще немного ниже. Она себя ласкает? Расставив ноги, ритмично двигает рукой, потирая половые губы. Нет уж! Кончит только со мной.