— Нет.
— Я опять живой, Цыплёнок.
И готов бороться! Я готов бороться за неё. Как донести-то мысль?
— Поздравляю, — несуразно что-то там еще бормочет, да только я не слушаю её.
— У нас всё будет очень хорошо, — упрямо продолжаю.
Просто потому, что по-другому невозможно.
— Обними меня.
Я тут же выполняю и поднимаюсь, ставя ноги на те же перекладины. Ася прижата к перилам, а я над ней возвышаюсь.
— Полетели? — предлагаю, безуспешно разглядывая отсутствующую линию горизонта.
— Признай, пожалуйста…
Господи, нет!
— Угу, — подбородком фиксирую женскую макушку. — Что угодно!
— Ты стонал.
— Нет.
— Стонал-стонал-стонал, — крутится в моих объятиях.
— Мужики не стонут, Цыпа. Стой смирно, женщина!
— Лгун! — выплевывает обвинение.
— Я никогда не обманываю, — парирую слишком быстро. — Это клевета!
— Правда? — задирает нос и выставляет подбородок в отчаянных посмотреть на меня.
— Чистая! Как стекло этой лампы, как твоя слеза, — нахально утверждаю. — А если ты не перестанешь…
— Ты скучал по мне, Костенька?
Очень неожиданно, но делать нечего — надо отвечать.
— Скажем так, я уже привык к тебе.
— Скучал, скучал, скучал, скучал, — бьет ладонью по перилам. — Да признай же ты, в конце концов! Упрямый мужчина. И ещё….
— Скучал. Очень. Жестко и невыносимо! — мычу в её затылок, прикусывая осторожно кожу.
— Ура! — хохочет, обмякая. — Ты делал так: «А-а-а-а, а-а-а-а!».
— Ну, хорошо.
Да! Черт бы нас подрал. Без вопросов. Я стонал! Стонал, пиздец, и наслаждался. Хочет, чтобы я и этот факт признал. Ладно, пусть будет так.
— Ты права.
— Ура, ура, ура-а-а-а! — визжит жена и, запрокинув мне за шею руки, с кряхтением обнимает.
Глава 28
«Женский день» плюс…
— Замечательное место, — Ольга размеренно вращается вокруг своей оси. — А где Тимка? Почему ты одна? Спит, что ли? У него режим? Полуденный сон? — внезапно останавливается и слегка осоловевшими, чуть-чуть уставшими, вероятно, потому что много дней подряд не спавшими, глазами смотрит на меня.
— Нет. Я здесь одна, а Костя повёз его на массаж. Там потом ещё какие-то дела неожиданно образовались. Предупредил перед отъездом, что вынужденно задержится. Собирался заехать к нам домой, — как бы между прочим отмечаю.
На самом деле я ведь попросила кое-что оттуда привезти. Надеюсь, не забудет обо мне и захватит то, чего мне в этом райском месте катастрофически не хватает.
— Приобщает к труду и долбаным обязанностям с ранних лет, почти с грудного возраста? Красов-Красов, э-э-эх!
— Нет, — бурчу, рассматривая Ольгу исподлобья. — Просто захотел побыть с Тимошкой наедине. Я не стала возражать. Заверил, что справится. Причин не доверять, как ты понимаешь, нет.
— Ну-ну. А давно отчалили? — она спокойно задает вопрос, но сильно, нервно и с остервенением внезапно начинает похлопывать ладонью по карманам своих джинсов, перетряхивая их немногочисленное содержимое. — Блин!
— Полчаса назад. Что-то потеряла? — слежу за тем, что она делает. — Оль, идём со мной, — вытянув руку, гостеприимно приглашаю Юрьеву зайти во двор.
— Разминулись, — она проходит и, оглянувшись, вполоборота почти неслышно добавляет. — Очень жаль, очень-очень. Это, кстати, Тимофею, — не глядя на меня, как будто куда-то в сторону протягивает шуршащий крафтовый пакет. — Там маленькие безделушки — развивающие забавы для подрастающего поколения, пара книжек с яркими картинками и модный пацанячий бодик. Мне понравилась необычная расцветка. Этакое мирное хаки для малыша. Думаю, что ему подойдёт. Что скажешь?
— Спасибо, — заглядываю внутрь. — Оль, ты его разбалуешь, — качаю обреченно головой, увидев богатое и красочное содержимое пакета.
Нет слов! Действительно, всё к месту, своевременно, довольно стильно, модно, очень круто и с индивидуальным вкусом.
— Боже, он у нас, как мелкий господин! — прыскаю, прикрыв ладонью рот.
— Такой крохотный барчук? — она лукаво мне подмигивает.
— Мажор! — а я же гордо задираю нос.
— Хм! — громко хмыкнув, незамедлительно добавляет. — Между прочим, я такое не считаю недостатком, к твоему сведению. У него отменные родители, да и окружение, надеюсь, неплохое. Мальчишка всё это заслужил.
— Это надо заслужить? — а я вдруг сильно изумляюсь. — Скажите, пожалуйста. На роду кому-то написано погрызть золотую ложку, а кому-то подавиться сухарём?
— Ой-ой! Пошёл поток самосознания. Не придирайся к истине, девочка! Это просто к слову пришлось. Если я скажу, что Тимофею повезло появиться на свет у таких, как вы с Костей, родителей, то тем самым обреку молодое поколение на постоянное сравнение с его уверенным отцом или нежной матерью. Поэтому я предпочитаю говорить, что парень такое обращение просто заслужил. Можно считать, что все подарки, и судьбы в том числе, ему достались за красивые глаза и отличное поведение. Короче, в табеле успеваемости у детки стоит тот самый «прим».
— «Прим»?
— В школе, что ли, не училась?
— Училась, просто забыла, что это означает, — с неудовольствие куда-то в землю бормочу.
— При-мер-ное поведение! Нет нареканий к Тимофею: окна не бьет, крыши краской не обмазывает, сторожихе — тёте Глаше при прощании говорит душевные слова и низко кланяется: «Вельми понеже… Я постигаю Вас, мадам! Но вынужден покинуть сие тайное собрание, поелику предки дома заждались. А посему, адьё, мон шер, авек плезир. И, напоследок, Господи прости!». Ну вот, выдала всё, что знала. А если серьёзно, то, во-первых, крошка никогда не плачет. Тренирует выдержку, закаляя собственный характер. Кстати, с этим всё в порядке?
— Да.
Хотелось бы добавить:
«Особенно ночами и почему-то только здесь!».
— Во-вторых, он очень взрослый. Не по годам и месяцам. И это, откровенно говоря, сильно настораживает. Мне кажется, я начинаю в юношу влюбляться. Что скажешь? — не оборачиваясь, шагает по узкой каменной дорожке. — Я тебе подхожу? Устраиваю? Ах, какие красивые цветы, — пространно замечает, когда случайно задевает пальцами уже потухшие бутоны диких роз.
— У тебя есть Рома, Оля, — слежу за каждым её шагом. — Зачем тебе ещё мужчина, когда с тобою рядом такой надёжный человек. Но ты меня устраиваешь!
Говорю на всякий случай, и чтобы не обидеть эту очень странную женщину!
— Вот это откровение! Ты считаешь Юрьева надёжным? — злобно хмыкает. — Мне жаль тебя разочаровывать, но, как говорится, чёрт бы это «солнышко» подрал! — шипит и прячет себе за спину руку.
Понятно! На этом факте, по всей видимости, не стоит сильно заострять внимание.
— В-третьих, Тимофей — мой единственный крёстный сын и я намерена его баловать. Всю жизнь! О чём заранее тебя, как его маму, предупреждаю. Не сможете это запретить, как ни старайтесь.
Насколько я владею информацией, вообще не собирались. «Нам» — безусловно, маленькому сыну — льстит подобное внимание. А лично я не вижу в этом никаких проблем.
— Но все-таки стоит остановиться, — однако же пространно заключаю. — Столько подарков и почти каждый день. Он к этому привыкнет и…
— И что такого? Не проси об этом, Ася! — будто отрезая, заключает.
Ну, ладно. Ссориться по такому поводу желания тоже нет! Поэтому отмахиваюсь, с её словами соглашаясь.
— С размером почти угадала? Не суди строго, пожалуйста, но я брала на вырост, прекрасно помня о том, что малышня стремительно взрослеет. Шесть месяцев твой Тим встретит в этой обновке. Что скажешь?
— Ты устала? — не отвечая на вопрос, равняюсь с ней, чтобы заглянуть в её глаза. — Работа, дом? Давай о тебе поговорим.
— О чём? Обо мне? Неинтересно и несвоевременно.
— Тогда о чём захочешь!
— Хочу смеяться. В запасе анекдот имеется? — натянуто, с неохотой улыбается.
— И это тоже.
Но анекдота, к сожалению, нет! Да и я не мастер их рассказывать, совсем другое дело Костя, которого сейчас, к большому сожалению, с нами нет.
— Хочу перевести дыхание. Крайне тяжелая ночь, подруга, — прикрыв веки, прячет почти всегда уставший взгляд и только лишь надсадно выдыхает.