— Мужчины умеют обращаться с грудничками? Массаж, я так понимаю, будет делать не он. Тут воскликнуть бы: «Аллилуйя и аминь!». По крайней мере, я на это надеюсь, — не скрывая издевки в голосе, хрипит.
Нет, конечно. Квалифицированный специалист разминает тельце моего сыночка, снимая гипертонус мышц. У нас ведь радость, которой я хочу с ней поделиться.
— Тимофей пополз! — быстро выдаю, хихикая.
— Вот так достижение, — прилетает мне в ответ. — Извини-извини. Я рада за сыночка. Слышишь? — она выставляет ухо.
Похоже, к закрытым воротам подъезжает крупная машина. Рокочущий мотор бормочет что-то несуразное, затем пару раз громко харкает и глохнет, наконец-то подавившись золотым по нынешним ценам топливом.
— Мадам, по-видимому, приехала? — мне подмигнув, предполагает Ольга.
— Да, — я разворачиваюсь и направляюсь по вымощенной диким мелким камнем дорожке к калитке, которую несколько минут назад опрометчиво покинула, оставив гибкие узоры позади себя.
И да — мой сын уверенно ползёт! Раскачиваясь маленькой и коренастой былинкой на сносящем с ног ветру, кроха вытягивает шейку, задирая подбородок, сильно упирается ладошками в мягкий коврик, пружинит от поверхности, становясь на мягкие коленки, изображая невысокий мостовой кран, и направляется черепашьим шагом к игрушке, которую мы с мужем специально убираем дальше, как только сын уткнется носом в некрупную преграду.
— Привет, — Инга здоровается со мной, переминаясь с ноги на ногу. — Да, спасибо, это здесь, — обращается к высунувшемуся из окна шофёру. — Вы свободны, — взмахнув рукой, отпускает мужика.
— Проходи, — освобождаю ей проход. — Всего доброго, — киваю улыбающемуся «дяде». — Это кто? — спрашиваю у проходящей мимо Тереховой.
— Мой водитель.
— А-а-а-а!
— Ася, пожалуйста, — вижу, как она подкатывает глаза и корчит мину недовольной чем-то дамы. — Привет! — подняв руку, приветствует погруженную в густой табачный выхлоп Юрьеву. — Это можно прекратить?
— … — я только улыбаюсь и почему-то вешаюсь на её согнутую в локте руку.
— Ты чего?
— Спасибо, что приехала, — встав на цыпочки в ухо ей шепчу.
— Спасибо, что пригласила, — тем же шепотом мне отвечает. — Ты одна?
— Мужчины уехали в город, вернутся нескоро, так что дом в нашем полном распоряжении.
— Это дом? — Инга, запрокинув голову, смотрит на маяк. — Да уж…
— Добро пожаловать, мадам! — засунув в губы сигарету, Ольга приседает в гранд-плие и тотчас резко выпрямляется. — Идём купаться, девоньки?
— Купаться? — распахнув глаза, пищит моя спутница. — Ты не предупредила, что… Ася, да как же так?
Если откровенно, то не с того планировала начать, но делать, вероятно, нечего, придется выполнять желания своих гостей…
Я не знаю, что такое девичник — вот такие странные дела. Не представлялся подходящий случай. А сегодня, в прекрасный день, в тёплом, мягком сентябре, я смеюсь и наслаждаюсь обществом двух странных женщин, каждая из которых, как на грех, старается чем-то поразить меня.
— Терехова, оденься, будь добра, — шипит Ольга, сплевывая в землю невидимую слюну. — Чёрт! От твоих прелестей штормит.
— А ты не смотри. Чего вытаращилась? — прикрыв рукой обнаженную грудь и наклонившись над Юрьевской спиной, хохочет Инга. — Мой бюстгальтер, Лёля, стоит бешеных денег, чтобы полоскать его в местной луже.
— И что? — Оля обращает к ней лицо, прищурившись, рассматривает очень «влажную» — и это без преувеличения — картину.
Терехова без верхней части купального костюма, в кружевных еле-еле заметных стрингах, подскакивает, меняя поочередно ноги, возле разложенной на молочно-белом песке огромной подстилке, которую я приготовила заранее, пока ждала своих подруг.
— Девочки? — пытаюсь влезть в их разговор. — Вы…
— Смущаю? — Терехова убирает руку и мы, как по немой команде, пялимся на идеальную, но очень небольшую грудь с идеальными светло-коричневыми сосками.
— Тьфу ты! — подскакивает Ольга. — Иди к чёрту, здесь не нудистский пляж.
— Здесь никого нет, Лёленька. Утихомирь свой норов.
— Возьми, пожалуйста, — протягиваю Инге полотенце, всё же не распахивая предусмотрительно прикрытых глаз.
— О-о-о! — я чувствую, что Инга вырывает тряпку и звонко визжит. — Откуда он здесь? Юрьева?
— М? — Оля тянет очередную сигарету из опустевшей пачки.
— Блин! Подвиньтесь, — как подкошенная, Терехова падает на колени и сжимает бёдра, пряча темный треугольник дорогого, но только по её словам, белья. — Три-четыре, Ася? Мы здесь одни? Их там трое и они таращатся на нас. Это мерзко!
— Не время поддаваться панике, мадам. Это женский день!
— Скажи об этом им.
Повернув голову, я замечаю на верху песчаного обрыва трёх мужчин и небольшой живой довесок на груди у одного из тёмных соглядатаев:
«Это Костя? Саша? И Роман? Или это зрительный обман?».
Глава 29
…случайное «Я люблю тебя!»
Жена крутит пальцы и не смотрит на меня. Странно… Прямо-таки чрезвычайно!
— Ты не сказала, что решила устроить голую вечеринку. Аська, запрещенный интернет-контент тебя совсем не отпускает? Так и тянет на разврат и грубый секс? — плотоядно ухмыляюсь и становлюсь на полшажочка ближе к ней. — Ты со мной заигрываешь, что ли? — никак в мозгах не уложу. — Хочешь близости, но стесняешься об этом прямо заявить? Приходится так искусно изгаляться? Девчонок пригласила, например. Для разогрева? — подмигнув, облизываю губы, а после выставляю ей на обозрение левый клык, на острие которого я бережно укладываю свой язык.
— Нет.
— Нет — не заигрываешь или нет — у тебя кричащее от недополученного секса, при этом алчущее наслаждения и разрядки адское либидо? Какого хрена вы там тельцами отсвечивали? Юрьева, по-моему, на плотское подталкивает? Вот же стерва! Ромыч сдаст её в публичный дом, если она не успокоится. Так, кстати, и заявил, когда шипел, не поднимая глаз. Вы лихо смутили строгого начбеза, Ася! Ромыч даже что-то свистнул, вспомнив о своём как будто пуританском прошлом. И это, хочу заметить, однозначно плюс. Помнишь, как в старом мультике, мудрая собака о чем-то близком в этом роде голосила? — она глотает и отрицательно качает головой. — Боюсь мотив переврать, поэтому не стану вокализом поражать. Но! — направляю палец вверх. — Но в каждой, детской или взрослой, сказке есть диаметрально противоположный результат. Короче, минус — это шабаш, устроенный без нас. Как же так, жена?
— Нет, — пищит, распушивая волосы, лохматит свой тугой пучок. — Ничего такого! Я хочу поговорить с ним.
— С кем? — выпучиваюсь ни хрена не догоняющим ослом. — И вдогонку, на всякий случай, так сказать, о чём?
— С Ромочкой. Она ни в чём не виновата. Так уж вышло.
Чего-чего?
— Асенька, — намеренно говорю слащавым тоном, — у Ромочки есть собственная Оленька. Я это к тому, что ребята-удалята разберутся и без нас, в частности, без твоей любезной помощи. А вот твой Костенька никак в толк не возьмет, когда ты с этим неблагонадежным, чрезвычайно роковым дуэтом подружилась?
— У меня нет подруг, а Оля с Ингой…
— Тихо-тихо, Цыпа, — девицы, видимо, решили подставить ей крыло. — Юрьевы самостоятельно с новой эскападой совладают. У мужа и жены, безусловно, должны быть маленькие тайны, — плечами пожимаю. — Другое дело, что их у этой пары — вагон и маленькая тележка. И каждый раз один из них влипает в новый медком залитый хрен. Странно, как быстро Ольгушка освоилась, видимо, эмоциональная болячка наконец-то отпустила. Сейчас не об этом. Спешу заверить, что дорогую, но всё же обнаженную, грудь Тереховой оценили все! Было круто и очень, еще и как очень, неожиданно. Не знаю, если честно, сказать ей в письменной форме спасибо, подписав заранее акт приёмки возводимого торгового объекта, или понадеяться на то, что Фрол всё до запятой ей передаст, взяв натурным номиналом.
Это, если на минутку!
— Что? — жена испуганно шипит.
— Говорю, что красиво было, — специально увеличив звук, замедлив скорость, отвечаю громче, чётче и опаснее, оттого звучу увереннее, правдивее и весьма красноречивее.