— Красота!
Я однозначно постарался, распяв в супружеской постели голую жену.
— Что скажешь? — упираюсь коленом в матрас, подергивая ленту, растянувшуюся у нее над головой, проверяю крепость связки, и наконец, удостоверившись в её надёжности, ложусь с Цыплёнком рядом. — Ну, что? — осторожно дую женщине в лицо, а после наклоняюсь над торчащей грудью. — Время просыпаться. Ася, Ася, Ася, ку-ку?
Дыханием опаляю нежную кожу, заставляя реагировать, вызываю рой мурашек, таращащихся на моё лицо, размахивая перьевым пушком.
— А-а-ах, — жена мгновенно прогибает поясницу и попадает мягким полушарием прямиком в моё лицо. — Ой! — и тут же взвизгивает, когда незамедлительно оказывается подо мной. — Костя? — дергает руками, бьется пленницей и упирается в изголовье лбом. — Боже мой! Ты что? Ты… Ты… Ты меня связал?
Боится, терпит или специально так себя ведёт?
— Чтобы не сбежала, — прыснув в свой кулак, сиплю. — Чем больше будешь вырываться, тем сильнее верёвочка затянется.
— М-м-м, — громко выдохнув, внезапно расслабляется, смиряется, похоже, с незавидной участью.
— Иди сюда, — оторвавшись на одну секунду, становлюсь на колени, раскачивая нас, раздвигаю её ноги. — Ближе, — обхватив за талию, затягиваю Асю на себя. — Идеально!
— Ты опять? Дур-р-р-а-а-ак, — токует будто по-французски.
Картаво у неё выходит наше «эр», а гласные гундосит слабо, пропуская через нос.
Помнит… Помнит… Помнит… Вот и хорошо.
— Сегодня в честь праздника попробуем кое-что иное.
— Нет! — выкручивается и дребезжит ногами, задевая пятками поясницу, шлёпает ступнями мне по заднице. — Развяжи немедленно!
Заигрывает, соблазняет, заводит и настаивает? Хочет? Хочет получить меня?
— А ну-ка! — приставляю палец к носу. — Не слушаешься? А по попе? — угрожая, заношу над ней ладонь.
— Что? Что? Что? — шипит, выпучиваясь. — Никаких…
Подходов сзади? Не приемлет коленно-локтевую? Потому что никогда не пробовала. Возникла неожиданная возможность исправить ситуацию и подравнять сложившееся положение.
— Тишина! — приказываю, дважды подмигнув. — Чего разбушевалась? Плохо спала? Не выспалась?
Зачем спросил? Это было очень опрометчиво.
— Зачем? — она прокручивает запястья, настойчиво пытаясь снять с себя оковы. — Развяжи, я никуда не убегу.
Не буду отвечать!
— Доброе утро, женщина, — вожусь, устраиваясь с небольшим комфортом между женских ног. — Ты не могла бы… — подлавливаю стремительный, и оттого опасный, бешеный, непредсказуемый толчок.
Сжав пяточку, завожу её разгулявшуюся конечность себе за спину и как бы между прочим пробегаюсь пальцами по лобку.
— Костя-я-я! — выпискивает Ася.
— Скажи «привет», Цыплёнок, — рисую ногтем, поддевая светлую дорожку шелковистого редкого покрытия. — Блондиночки везде беленькие, да?
— Нет, нет… О, Господи! Что ты вытворяешь? Сейчас же развяжи меня.
Приказывает? Это зря!
— Да! Да! Да! — наклонившись над её лицом, смеюсь. — Доброе утро, Костя! Не улетай, пожалуйста. Ещё не время!
— Что? — скалит зубки и пытается клыками прихватит мою щеку.
— Доброе утро, любимый муж, — наморщив лоб, рассматриваю исподлобья бьющиеся кисти. — Поранишься, Цыпа.
— Зачем?
— Доброе утро, Костенька! — еще раз повторяю.
Звучит, как заклинание или как отзыв на известный только нам с женой пароль.
— Прояви благоразумие, виновница торжества. Итак?
Ася, выгнув шею, обреченно выдыхает, и прикрыв глаза, пищит:
— Невыносимый мужчина!
Да, это я! Знаю же, что ей не больно. Уверен, что со мной играет. Такое с ней неоднократно проходили. Сейчас она позлится минут пять-семь, потом лукаво подмигнет и ярко улыбнется, оближет губки, нижнюю обязательно закусит, выгнется на меня вперёд и скажет, что ко всему готова.
— Доброе, — вдруг широко зевает, что-то несуразное спросонья медленно бормочет и цепляется пальцами за тканевую обивку изголовья, царапает ногтями, будто что-то мягкое щекочет. — Что случилось? — теперь спокойно переводит на меня глаза. — Давно проснулся? Заскучал? Решил поиздеваться? Связал, как утку? Ты меня распотрошил? М?
Похоже, отошла!
— Угу, — поклёвываю мягким поцелуем пухлые и розовые губы. — Поздравляю с днем рождения!
— Так это твой подарок? — удивленно вскидывает брови.
— Не совсем, но это необходимый антураж.
— Что-то стало страшно, — водит обнаженными плечами, вжимается телом, задницей в матрас, продавливая головкой мягкую подушку.
— Будет хорошо, — проложив дорожку поцелуев и спокойных ласк по тонкой шее, опускаюсь ниже. — Тим, между прочим, дрыхнет без задних ножек. Я убавил громкость и…
— Спасибо-о-о, — лениво и кокетливо растягивает гласные. — А теперь развяжи меня. Прошу-у-у-у!
— Тихо! Это не основной подарок, — хихикаю, а после прикусываю выступающую скулу. — Но приятно. Почаще нежно говори.
— Если ты меня освободишь, то…
— Не-а, — недослушав предложение-просьбу, отрицательно мотаю головой и полностью ложусь на Асю. — Сначала расслабление и массаж, потом, возможно, дикий секс, а напоследок…
— Массаж?
Похоже, я её заинтересовал.
— Помять бочка, малышка?
— Ты ведь не отстанешь?
Нет…
Секс с женой всегда на твёрдую пятерку. Она упрямая, усидчивая, открытая для всевозможных экспериментов. Жена — отличница во всём. Недаром изучала фантастическую херню, внимательно рассматривая потных холуёв, кряхтящих на по-звериному вопящих милфах.
Сбоку, сверху, по старинке — с широко распахнутыми ногами, орально, иногда ментально, когда по телефону. Распорядка нет — я действую согласно обстановке. Готовим ужин — стол нам в помощь. Смотрим телевизор — я трогаю местечко между женских ног. Пялимся в окно — сжимаю грудь, массирую ей сиси, натираю пальцами соски, прищипываю и пищу с ней в тон, когда внезапно отпускаю…
— А что у нас с погодой? — задрав повыше голову и выставив под нос мне свой гладкий подбородок, внимательно рассматривает прозрачный купол, как будто изучает творящееся за крепким, но стеклянным контуром никак не исчезающее зимнее настроение. — Серо, да? Мерзко? Холодно? Опять морозно?
— Там сильный шторм. Надеюсь, что последний в эту зиму, — внимательно слежу за ней. — Аська, ты сегодня волшебная. Что с тобой? Светишься! Искришься! Неужели… Ты беременна, жена? — шепчу на ухо.
— Нет, — опускает голову, лениво прикрывая веки, прячет взгляд. — Не вышло. У меня месячные пришли, и доктор сказал, что ничего там нет. Пусто пока.
И хрен с этим! Мы не стараемся специально — просто для себя живём.
— Там ветер? — повернув голову, теперь рассматривает пейзаж сквозь панорамное окно.
— Бешеный, — как будто в подтверждение своих слов усиленно мотаю головой. — Никто к нам не приедет сегодня, — спокойно сообщаю. — Не расстроилась? Нормально? Ничего?
— Из-за… — Ася возвращается ко мне лицом.
— Из-за погоды, Цыплёнок, — тут же отвечаю. — К тому же Ольга приболела. Там и больное горло, и обложенный соплями нос, и высокая температура. У неё продлён больничный. Юрьев позвонил, когда они вернулись из поликлиники. Пока похвастать нечем, всё по нулям и средней степени тяжести. Рекомендованы полный покой, обильное питьё, дневной сон и жаропонижающие. Грипп, наверное, — плечами пожимаю.
— Боже! — Ася тормошит атласную верёвку и шипит. — Красов, отпусти немедленно!
Не обращая внимания на её слова и просьбы, спокойно продолжаю:
— Поэтому она сегодня находится на полном пансионе и под зорким наблюдением. Ромка водрузил себе на плечи бремя домохозяина и старшего куда того пошлют. Нечего им сопли к нам тянуть. У нас маленький ребёнок и праздник на носу, — ерзаю, натирая пахом ей живот. — С чего начнём?
— Очень жаль.
Не те слова. Похоже, рано. Значит, надо подождать.
— Когда я с ней общалась, она ни словом не обмолвилась, что всё так серьёзно. Шутила, покашливая в трубку. Может быть, съездим?
Съездим. Обязательно. Только позже.
— Увы, Ася. Вероятно, там не обычная простуда или несварение, а нечто большее. Пусть кризис пройдет, потом смотаемся.