— У мужчин, Цыплёночек, имеются аккуратные яички. Такие звенящие шарики ки-конг. Покатаешь свой набор? Они звенят и просят нежных и простых прикосновений. Мне нужно расслабиться, женщина.
Я вскинув брови, угрожающе пищу:
— Какая разница?
— Раздвинь ножки, Ася. А разницы никакой. Дело в смысле!
— Нет, — специально сжимаю бёдра, перекрещиваю ноги и ёрзаю щекой по недавно вылизанной теплой тряпкой кухонной поверхности. — Это насилие, муж.
— Чего?
— На-си-лие, — по слогам негромко выдаю.
— Это ролевая игра для двоих героев, синеглазка. Такой «Секс-страйк», Цыпа, или «Дота-секс», как вариант «Зе текс!». Гибрид военной техники и проникающих в твою дырочку миленьких толчков. Ты домохозяйка, в фартуке и батистовом платочке, а я господин, соскучившийся за лаской и интимом. Отдеру! Ух, как я сейчас противника отжарю, спалю твой бастион, оставлю только две бойницы, — он быстро нажимает на мои соски, — и рельсовую пушку между ног.
— Разверни меня, — растопырившись морской звездой, командовать хочу. — Костя! Быстро! Не так!
— С годовщиной, Цыпа! — он нагло водит членом по раскрытым специально для него половым губам, протискивается между ног, макается в промежность и тут же отступает. — Наверное, нужен тост?
Ровно год! Двенадцать месяцев со дня нашей свадьбы, с момента официальной росписи и поздравлений от его двух лучших друзей. Тогда, триста шестьдесят шесть дней назад, на торжестве присутствовали трое: Роман, Саша и наш сын. Сегодня, когда мы собрались за праздничным столом в простом и свободном ресторане на Центральной набережной, количество пожеланий, впрочем, как и гостей, увеличилось, если я не ошибаюсь, троекратно. Растет компания, прибывают люди, пополняется копилка воспоминаний, а наше счастье постепенно разрастается.
— Я хочу еще ребёнка, — вожу рукой, прижимая подушечки к полированной поверхности, прислушиваюсь к дыханию мужа, периодически прикрываю веки и задыхаюсь от того, что он вытворяет без стеснения с моей «разодранной» спиной.
Муж в своей манере разобрался с ненавистным платьем, которое мешало ему дичь со мной вершить. Вцепившись мертвой хваткой в воротник, он потянул со всей имеющейся силы по сторонам, рванул, что было мочи, раскроил на две ровных половины, выдрав с мясом потайную молнию.
— Такая ты мне больше нравишься, Цыпленок…
— Я хочу ребёнка, — тише повторяю.
У нас, увы, не получается. Стараемся. Не беспокоимся о контрацепции. Выкинули список безопасных и опасных дней. Отдаемся на все сто процентов каждый, как последний, раз, но результат всегда один.
«Всё отрицательно!» — так говорит мне доктор, когда я прихожу на обязательную консультацию. — «Ася, шансов мало. У Вас нестабильный гормональный фон, плюс экстракция яичника…» — в такие непростые моменты я отгораживаюсь от известий каменной, будто трехметровой стеной. — «Категоричное „нет“ никто не говорит, возможности всегда реальны, просто…».
«Сегодня не повезло, Цыплёнок!» — шепчет Костя, когда встречает после душещипательного визита к мудрому врачу. — «Но мы не остановимся на достигнутом, тем более что…».
— Я доченьку хочу. Слышишь, детка? — прижавшись грудью, животом, лицом и напряженным пахом, муж наконец-то проникает внутрь. — Тихо-тихо, — я начинаю ныть, а он губами снимает будто бы взбесившиеся от переизбытка эмоций бешеные слёзы, струящиеся по моим щекам. — Начинай придумывать имя, жена.
— Аня! Аня! Анечка! — царапаю поверхность никак не зацепляющимися пальцами.
Так хочу её назвать!
— В честь мамы?
— Да. Двигайся же, чёрт тебя возьми. Красов!
— Как скажешь, Цыпа, — муж хмыкает и делает свой первый сильно проникающий толчок.
Болезненно приятная, животная по своей сути, грубая по внешним очертаниям, рваная по частоте нашего дыхания, страстная по резким, чётким движениям мужчины, поза доставляет мне невообразимое наслаждение. Я улетаю при каждом проникновении. Костя — главный, властный, настоящий господин, который не стесняет собственное желание и не ограничивает имеющиеся у него возможности, полностью контролируя весь процесс. Так он размечает территорию, вот так берёт своё. Он трахает свою жену, доставляя невообразимое по высоте и ощущениям наслаждение. Я, чёрт возьми, вообще не затыкаюсь. Подмахиваю на каждой перфорации, стону и охаю, затем мотаю головой и прижимаюсь к запотевшей от наших действий поверхности плечами, отчаянно стараясь слиться верхней половиной тела со столом. А муж помалкивает, но рвано дышит. Я слышу, как он шипит, как цедит атмосферу через зубы. Теперь я представляю, как Костя закусывает нижнюю губу, и ощущаю, как шлёпает ладонью по обнаженной ягодице, вальсирующей перед его глазами, как яркий воблер для бойцовой рыбки. По-моему, он что-то бессвязно вслух считает, словно отмеряет лошадиный шаг, наивную глупость говорит, а после очень грубо, грязно и сильно матерится, стараясь подавить свой хищнический инстинкт и развязавшийся на похоть сверхталант. Сейчас он словно секс-машина, которая с заданной скоростью имеет непокорную жену, не сумевшую дать простое определение кожаному мешку с теплым содержимым внутри, который ритмично прикладывается к моей мокрой промежности, чавкающей от чересчур обильной смазки, коей я, как охотящаяся в марте кошка, исхожу.
— Я больше не могу, — задыхаюсь от тяжести навалившегося на меня большого тела. Мы, кажется, сплелись, проникли, растворились. Костя лёг на мою спину и задал бешеную частоту проникновений. — Пожалуйста, — сильно жмурюсь, пошире раскрывая рот.
Как жарко, как неистово, как бешено болит напрягшийся живот. Как будто что-то, где-то, вот-вот, ещё-ещё, но:
— Не-е-е-е-т, нет, нет! — я хнычу и, как психически больная, визгом истерю.
Это всё не то. Выходит резко, и с той же скоростью разворачивает меня, обращая лицом к себе. Подхватив под ягодицы, высаживает, как поломанную, утратившую жесткую основу, статуэтку на рабочий стол. Толкается, не давая возможности обоим перевести дух и успокоить стремительное сердцебиение.
— Держись, Цыпа…
Да!
Да!
Да!
«Как скажешь, мой любимый шеф!».
Костя боготворит наш обязательный зрительный контакт при каждом занятии любовью. Он, по его же собственным словам, торчит от масляного взгляда, которым я всегда вознаграждаю его движения. Я плавлюсь и медленно стекаю стеарином, принимая после любую форму в этих горячих, мягких и мужских руках.
Долго — понятие очень растяжимое. Каждой из нас известен бородатый анекдот про «три минуты», которые по общим ощущениям, когда ты находишься в процессе, кажутся бесконечной вечностью, о которой любая женщина мечтает.
— Пора, жена!
Он запускает цепь неконтролируемых поступательных движений, от которых у меня подрагивают коленные чашки, дребезжит внутренняя часть бедра, а пальцы на ногах поджимаются, формирую балетную высокую стопу.
Я вскрикиваю на финальных, почти размазывающих меня толчках, прикусываю сильно Костину нижнюю губу и тяну его к себе, пока он шипит и дергается, дергается и кончает, изливаясь внутрь, настраивая нас на маленькую жизнь, которая стопроцентно зародилась. Я уверена… Уверена, что стану матерью ещё раз!
— Анна Константиновна? — шепчет в ухо муж.
— А?
У меня проблемы с идентификацией реальности. Я не понимаю, где и в каком измерении нахожусь.
— Вам комфортно, моё маленькое солнышко? — целует мой висок, специально задевая бровь, ресницы и закрытый глаз.
— Что? — вздрагиваю и сжимаю внутри застрявший член.
— Ох, е. ать! — муж жмурится и, впившись пальцами мне в ягодицы, впечатывает ещё теснее нас. — Ты успокойся, Цыпа, а то я за себя не ручаюсь. Ты основательно подоила меня. Я… Блин, Аська. Он, сука, по-прежнему стоит… Я… Я… Пять, блядь, минут, — расставив пальцы, отмеряет наш хронометраж.
— Устал? — собираю пальцами капельки пота на его щеке, виске и лбу.
— Нет. Но… — муж неровно дышит, свистит, хрипит и кашляет, улыбается и ярко скалится.
— Тебе хорошо со мной? — шепчу.
— Очень!
— Анечка! Пусть будет Аннушка. Ты не возражаешь?
Костя смотрит мне в глаза и отрицательно мотает головой.