— Она-то, невеста эта, знает, что ты затеял? — с глубоким вздохом заключает.
— Конечно, — уверенно киваю, мельком замечая, как то же делает Ромыч, опирающийся задницей на здоровые перила балкона для курения и громких разговоров по душам.
— На все согласна?
— Конечно, — еще раз отвечаю.
— Вообще не пикала?
— Что конкретно ты хочешь сообщить, Сашок? Давай, наверное, поступим так. Если ты что-то знаешь, то должен вякнуть об этом именно сейчас и не тянуть до часа дня. Итак?
— Голова болит? — насупив брови, рассматривая исподлобья нас, финик утробным голосом задает вопрос, касающийся, как это ни странно, моего здоровья и не имеющий никакого отношения к предстоящему бракосочетанию.
— Иногда.
— Во-о-о-о-т! — и тут же тычет в мою рожу пальчик. — Ты стал инвалидом из-за той аварии и полученной в результате черепно-мозговой травмы. Ты не отдаешь себе отчет. Твои мозги находятся в дурмане. Ты ауру ловишь, а потом стремительно погружаешься в темноту. Она знает, что у тебя проблемы со здоровьем?
— Нет никаких проблем.
А тут я чуточку брешу! Последствия того пренеприятного события периодически заявляют о себе. Громогласно, а временами — очень продолжительно. Бывает невмоготу. Бывает легкой степени. Бывает, что сдохнуть хочется. А бывает, что я ни черта не замечаю вокруг. Но квалифицированный специалист по мозговому кровообращению настырно заверяет, что никаких мин, гранат и бомбочек в мыслительной оболочке у меня не наблюдается. И обследования это однозначно в один голос подтверждают.
— Позволь с тобой не согласиться?
— Валяй! — я разрешаю, а Юрьев громко хмыкает.
— Не лезь в болото, Ромыч, — обратившись к нему лицом, в приказном тоне почти авторитетно заявляет. — Кто несчастлив в браке, тот права голоса здесь и сейчас не имеет.
— Я счастлив! — не моргнув глазом, мгновенно отвечает. — Не лезь в мою семью.
— Твоя супруга на башку больна.
— Это не делает мои отношения несчастными.
— Расскажешь об этом своему психотерапевту на очередном сеансе для тех, кто все двенадцать кругов ада прошел. Хочешь знать мое мнение?
Как мы, черт возьми, так лихо перескочили на ситуацию с семейным статусом Романа?
— Я! Я желаю, — бью кулаком в грудь. — Обо мне не забыл?
— Заткнись, Фролов, — с кривой усмешкой парирует начальник безопасности.
— Ты из-за нее чуть не присел на о-о-о-о-очень долгий срок, придурок. А сейчас вы идеальная пара со стажем в пятнадцать, если не ошибаюсь, лет, но детей у Юрьевых почему-то нет. Но ты живешь с ней. Какой вывод напрашивается? Вот так ты гнешься перед бабой, потому что чувствуешь свою вину. Родители тебя не задолбали жалостливыми просьбами о внуках? Так прояви смекалку, Ромыч, и награди ее ребенком или разойдитесь к ебеням. Бери пример с Котяна. Потрахал, сделал, теперь вот жениться надумал. Тут тоже проблема с головой, но хотя бы физическим увечьем дырочка оправдана. А у тебя что? К тому же, продолжительность — не есть качество. Это как в сексе. Больше трешь — сильнее растираешь, даже рвешь. А я могу… — он выставляет на обозрение нам кончик ярко-розового языка, проводит по губам и трепещет, словно хвост колибри, зависшей над цветком в поисках нектара.
— Не продолжай, пожалуйста, — зачем-то перекрещиваю ноги и отставляю задницу назад. — От такого действа кончить можно на раз-два.
— На то и расчет, мой совестливый босс. А твоя семья, Ромчик, неполноценная, а ты… Ущербный, да еще с клеймом на смазливой роже. Одна половина деревни желает тебе долго здравствовать, а вторая половина вопит: «Распни, распни, урода. Сжечь мусор! Развеять по ветру мудака!».
— Как это связано с моей женитьбой? — дергаю мозгами поехавшего, видимо, от счастья незатыкающегося писюшу за плечо. — Прекрати! — шиплю, изображая взглядом страх и ужас, которые всем нам грозят, если Юрьев выйдет из себя.
— Вам нужно развестись и каждому пойти своей дорогой, Ромка. Она измучила тебя, а ты, — Фрол давится словами, а служитель долбаного правопорядка гоняет желваки по скулам и разминает кулаки, — грызешь себя, что не убил тех тварей.
— Мы и разводимся! — хрипит в ответ. — Доволен?
— Ром? — сжимаю его плечо. — Фролов, заканчивай. Кому сказал, Сашка! Хватит! Не лезь не в свое дело. Разошлись! — становлюсь между друзьями, расставляю руки и, уперевшись ладонями в мужские «грУдки», толкаю каждого из них в свой угол на импровизированном ринге. — Ты обещал, что будешь говорить исключительно обо мне, а вспоминаешь Юрьева. Я ведь могу обидеться и…
— Добро! Все, все, все, — в знак примирения и согласия выставляет руки. — Теперь о тебе, босс. Все еще намного проще. Действуешь исключительно на инстинктах, временами поступаешь по понятиям, натягивая мораль на все, что совершаешь, как сову на глобус или член на жопу. Последнее сравнение привел, чтобы всем присутствующим здесь стало ясно, к чему я подвожу. Костя, ты с трудом отличаешь явь от вымысла. Ты, по-моему, что-то там себе опять придумал? Или болит сердечко за бывшей? Скажи, что я ошибся.
— Да, ты ошибся, — молниеносно выпад отбиваю.
— Этот случай ведь не единичный. Поэтому в нашей стране до хренища матерей-одиночек или брошенных детей. Нам все можно. Засунуть девке в дырку — мозг не нужен, а разгрести последствия — здесь комбинация сложнее. Сделай вид, что ни хрена понял. Скрась ожидание дорогой монетой, поддержи в критический момент, будь рядом только раз в год, когда у твоей проблемы случается чертов день рождения. Нет же! В твоем случае так не работает система. Я ведь прав, старичок? Прав, прав, прав… Поэтому, — подмигнув, намекает на того, кому желает скорейшего развода. Вот же гнида, хитрожопый черт! — Этот дружочек заводится и обещает себе и нам, в том числе, долгожданную свободу, которой никогда не будет. Где вас, отроки, сделали и воспитали? Кто Ваша мать? У нее ядовитое молоко и сдвиг по фазе.
— Писюша, ближе к телу, а то я сейчас усну, — щелкаю языком и мотаю головой, разминая мозг и тело.
— Сейчас-сейчас. Я к этому и подвожу. Ты же предлагаешь ей статус ценой своего счастья. Жить с нелюбимым человеком или с тем, кто ненавидит, потому что мстит или никак не может простить, — на этом предложении он снова пялится на Ромку, — сознательно бичевать себя. Вы, чуваки, караете себя за что-то. Или авансом берете, или без оплаты отгружаете. Или здесь, — формируя пистолетный ствол, приставляет пальцы к своему виску, — дефект с рождения. Девки ведь дают без надежды на благоволение Всевышнего. Ты получил свое, она тоже не в обиде. Так зачем…
— Я хочу видеть, как растет мой сын, — тихо отвечаю.
— Смотри! Да ради Бога! Всего-то делов. Кто ж не дает, милок?
— Он должен быть рядом.
— Не вижу никаких проблем…
Я, блядь, вижу! Я был в очень неудобном положении, когда играл роль «папки на замену», поскольку основной персонаж отсутствовал чрезвычайно продолжительное время и, по всей видимости, был не в состоянии выучить свой текст, как очередную чепуху. Я получил семью и огреб, как следствие, больших проблем, когда всего лишился только потому, что «главная роль» наконец-таки собралась с мыслями и осознала полноту и гниль своего давнишнего поступка. Хер с этим! Можно, по-моему, пережить, если подготовиться заранее. Я наивно полагал, что полностью к подобному готов. А в действительности оказалось, что я способен только на ругательства и то без жесткого рукоприкладства. Хотя и повод, и желание, и даже чертовы возможности неоднократно были.
— Она не против, Сашка.
— Еще бы! Эта… Как ее? Напомни! — складывает молитвенно ручища и хлопает глазами, как ошалевшая от счастья ребенок-кукла.
— Ася!
— Крепостное право, ей-богу. Что за имя?
— Русское.
— Простое, — подкатив глаза, вопит.
— Ты тоже не Варфоломей, — врезается с замечанием Роман.
— Юрьеву слово не давали! — грозит тому, как в детском садике, острым пальцем.
— Я хочу попробовать, Фрол, — начинаю очень тихо. — Возможно, все получится, а возможно…
— Будет третий, юбилейный и божественный, развод! — откланяется верхней половиной тела назад. — Ты вечный жених, по обстоятельствам — хороший муж, но…