— Я женился по любви, Сашок. В моем случае это ни к чему хорошему не привело ни разу.
— Решил попробовать наобум? А просто сожительство не хотел бы полирнуть? Без обязательств. Предвосхищая твой ответ, дополню. Без обязательств относительно нее. С мальчишкой — не вижу никаких проблем. Как его, кстати?
— Тимофей! — теперь вопим вдвоем.
— О, Боже ты мой! Русь, Русь, широка и ветрена, как наш до жути постоянный Константин. Ладно! Хер с тобой и с тобой, — кивком указывает на Ромку. — Лезете в петлю и не понимаете, как смешно выглядите, когда сучите ножками, пытаясь нащупать стул, который стервы уже выбили из-под ваших ног. Хрипите, тужитесь, боретесь, что-то там пытаетесь доказать, а выя, — обхватывает руками собственную шею, — увы, никак не поддается и не ломается. Так всю жизнь и мучаетесь, как еб.аны-висельники! Чего уж тут… Веди!
Ему бы тоже не мешало всунуть голову в семейную петлю. Уж больно Фрол болтлив, горяч, а временами чересчур строптив. Сегодня, видимо, день такой. День нашей свадьбы с Асей. Прав ли старичок в том, что, как на симпозиуме с трибуны глупеньким привел? Тяжело судить и потом…
Маленький букет невесты соседствует со мной в машине. Аккуратный состав, без излишеств и диковинных растений. Все по случаю и под настроение.
«Возьмите гипсофилу» — так мне порекомендовала девочка-флорист, когда я с необычным пожеланием завернул в цветочный салон сегодня поутру. — «Это актуально, современно и очень модно. Или невеста сообщила Вам о своих индивидуальных предпочтениях?».
«Нет» — уставившись себе под ноги, я суетился только взглядом по носкам начищенных до блеска туфель.
«Тогда не вижу никаких проблем. Вашей женщине понравится. Прошу прощения за бестактность, сколько ей лет?» — я, вероятно, сильно встрепенулся, потому как дева шустро отскочила и перекрещенными руками прикрыла колышущуюся под футболкой грудь. — «Я подберу соответствующую цветовую гамму. Ее платье будет традиционным?» — не уверен, что правильно ответил на поставленный вопрос. — «Итак! Пройдемте за мной…».
И мы пошли туда, где я в очередной раз почувствовал себя чуть-чуть ущербным. Во-первых, я действительно не знаю о предпочтениях девицы в этом деле, а во-вторых, стоит ли обращать внимания на такие мелочи, как букет для молодой жены, для которой я вынужденная мера и круг спасения на случай большой волны из недостатков, разбитых надежд и горьких сожалений.
«Миллион звезд» — так называется это милое цветочное создание, сейчас раскачивающееся в такт движению автомобиля. Нежное, почти воздушное кружево, очень легкое, как будто невесомое, словно облачный и сказочный букет. Я угодил, попал в цель или произвел выстрел в собственную ногу, не подумав о последствиях, которыми, вероятно, по глупости и недоразумению сегодня награжу ее, всучив то, что вызовет лишь отвращение в душе и, как следствие, на женском крохотном лице и, вероятно, податливом и мягком теле…
— Ася, ты где? — топчусь на входе, не решаюсь сделать шаг, чтобы пересечь черту, разделяющую улицу от внутренностей дома.
— Одну минуту, — где-то рядом, как будто бы внизу. — Иди сюда, сынок, — ребенок квакает, а моих ушей касается звук поцелуя в щечку — очень сладкий «чмок», а потом еще один «чмок-чмок».
Она его поцеловала, что ли? Прикоснулась к нежной кожице ребенка? А все-таки куда? Я угадал или ни на йоту не приблизился к ответу? В щечку, в лобик, носик или губы? Переступаю с ноги на ногу, вздыхаю и, прикрыв глаза, сильно, почти до хруста, разминаю шею.
— Ой!
Что там еще? Приоткрываю один глаз. Нет, я все еще один, со мною рядом никого, лишь где-то возле происходит странная возня.
— Вот так, — и снова здравствуй, трескотня. — Давай, сынок. Нужно идти. А-гу, а-гу, тю-тю!
Вот именно! Сказать ей, что мы опаздываем? Или врать нехорошо? Только этого мне не хватало, но наконец-то возле раздается долгожданное:
— Костя, я уже готова…
Свободный крой белоснежного платья, которое стянуто только лишь в одном месте — под пышной женской грудью. Треугольный вырез, греческие бретели, как на древних тогах красавиц, прислуживающих толстым мужикам. Гетеры или как в те времена их называли? Короче, образованные проститутки, женщины для всевозможных развлечений, интеллектуального общения, а иногда для настоящих, но, к сожалению, безответных чувств. Робко, кротко и стыдливо — потому что слегка, чуть-чуть, почти или не слишком — выступающие полушария, приподнятые то ли соответствующим бюстгальтером, то ли, уверен, эксклюзивным фасоном восхитительного платья. Струящаяся ткань, уходящая вниз, до пят. Волны, волны, волны… Блядский водопад прозрачного фатина, ледяного шелка и блестящего шифона.
Как? Как? Как?
Я предлагал ей обратиться в специализированный салон, чтобы облегчить ситуацию с выбором наряда, но получил категорический отказ и удручающее покачивание головой, мол:
«Не нужно тратить деньги, Костя. Я ночь без сна, пожалуй, проведу, но сошью тот туалет, о котором мечтаю с сиротских детских лет».
— Костя? — меня, по-моему, дергают за руку. — Тебе нравится?
Нет слов!
Ее прическа… Как у долбаной верховной богини! Помню, как на самом раннем курсе в высшей школе мы проходили культурологию или подобную этой чуши такую же херню. Так вот! Женские высокие прически, сильно оголяющие шею, выпрыгивающие непослушные локоны, западающие в небольшое углубление, когда она очень низко опускает голову, до сих пор тревожат мой воспаленный ум. А тут сон, похоже, проявился наяву? Виски, слегка прикрытые тонким волосом, накрученным на самый мелкий палец, еще атласная широкая лента, стягивающая женскую головку, как железный обод колеса и отсутствующие сережки в идеальных по форме небольших ушах. Как на первом курсе строительного института? Похоже, она сошла с тех иллюстраций, над которыми я несколько ночей не спал, но не потому, что старался заучить хронологию событий, а потому, что надрачивал оголодавший член без девок, которым был строго-настрого заказан вход в наше общежитие после двадцати трех часов.
— Мы опаздываем, — вместо вежливого комплимента сухо говорю.
— Э-э-э, — она подводит томно глазки.
Ну-ну, ну-ну!
— Давай его сюда, — протягиваю ей букет в обмен на сына, которого девица аккуратно прижимает к левой сиське.
А почему так точно? Да просто я туда же погружен. Вот озабоченная, твою мать, скотина!
— Очень красиво, — ныряет мордочкой в букет, шурует носом между белых пуговок, натирает щеки и щекочет кожу, когда ласкается о «звезды», которые я спустил с космических небес на землю. — Спасибо. Мой первый букет. Мне ведь никогда не дарили цветы. Должна сказать, что это чересчур приятно. Твое внимание — очень мило. Оно ведь искренно…
— Я рад, — недослушав, отворачиваюсь и, перешагнув порог, почти вприпрыжку направляюсь к открытой задней двери, уже стоящей под парами, но немного заскучавшей в ожидании пассажиров на холостом ходу, машины.
Пока устраиваю с небольшим комфортом чему-то улыбающегося пацана, ощущаю задней половиной тела определенное жжение, а затем покалывание и нытье в районе зудящего затылка, лопаток и даже дрожащей от чего-то задницы.
— Все! Порядок, — защелкиваю карабин последнего страхующего ремешка на детском тельце, укутанном в белый выходной костюм. Еще один жених, пока что, слава Богу, в очень мелкой миниатюре. — Та-а-ак! — не поворачиваясь, стремительно шагаю назад и странным образом натыкаюсь на что-то живое и очень звонкое.
— А-а-ай! — вопит она.
— Извини, — резко оборачиваюсь и незамедлительно ловлю в охапку нацелившийся на жесткое падение хрупкий женский экземпляр. — Зачем стояла за спиной? — перехватываю удобнее, прижимаю теснее, сливаюсь нижней половиной и тараню ей живот тем, что трудно удержать в интеллигентных рамках, когда рядом появляется красивое, соответствующего пола, Божье, твою мать, творение.
— Спасибо…
— Что поймал? — подмигнув, заканчиваю за нее.
— Да, — краснеет, смущается и прячет взгляд. — Уже всё. Я нащупала землю и на ногах стою уверенно. Мы ведь торопимся?