— Одежда?
— Она с этого и начинала. Купи-продай. Моталась по галдящим рынкам всего земного шара, скупала, что плохо было свернуто и привозила к нам. Здесь накрутки и все дела…
Вот, оказывается, как карьера строится. А я уж, грешным делом, подумал, что Инга Терехова — бездушная акула жесткого мужского бизнеса. А она:
— Простая спекулянтка? — прищурив глаз, негромко, будто сохраняю бешеную тайну, говорю.
— Дела давно минувших дней. Сейчас она доставляет сюда только то, что пользуется спросом, то, на что нацелились красотки, то, что золотые курочки хотят носить. Скажем так, — а он, похоже, в этом разбирается, раз так глубокомысленно вещает, подкатывая глазки, — это на перспективу. Большой город не сегодня-завтра доберется в эту глухомань. Его границы и без того размыты. Посмотри, — кивком, не глядя, указывает за окно, — где мы находимся, когда работаем.
— Это филиал, — как обиженный, гундошу.
— Так себя успокаиваешь? — подняв руку и расставив пальцы, Фролов копирует позу известной исторической фигуры, до которой Сашеньке расти и расти в прямом и переносном смысле этого глагола. — Короче, здесь в очень скором времени начнет процветать жизнь и наречем ее мы… Красовград! Чем тебе не отменный задел на ближайшее будущее? Твой парень взойдет на престол и станет царствовать, если ты, конечно, немного в разных направлениях подсуетишься. Ну?
Уверен, это не подстава. А в остальном:
— Я не настолько тщеславен, старик.
— Ой, бля, славы не хочу, стараюсь не отсвечивать, я скромный и простой. Но с каких-таких херов отстроил каждой жадной гниде персональное бунгало, в которых толстожопики развлекаются с путанами, пока их половины посещают массаж толстым членом и большими яйцами. Костя, у тебя мышление революционера. Хочу заметить, правда, что так было не всегда. То, что случилось с Романой Шелест не должно откладывать отпечаток на благородном деле, которым ты занят с сотворения мира.
Она погибла!
— Саша, перестань, — дергаю губами, выставляя крепко сведенные зубы.
Романа… Рома… Романа Андреевна Шелест, таинственная женщина, наполовину русская, наполовину сирийка, с двумя чернявыми мальчишками, попала по несчастливой случайности под каток, сооруженный из искореженного металла, расплавленной обмотки проводов и огромного количества крови, которой на той дороге все было щедро залито в роковой для нас с ней день.
— Такое больше не повторится. Слышишь?
— Я знаю, — большой комок глотаю и языком давлюсь.
— Юрьев до сих пор вспоминает и казнит себя, что не прикрыл твой зад, пока ты забывался с ней…
— У нас ничего не было, Фрол. Мы не любовники и никогда ими не были. Она обычная богатая клиентка, я деловой партнер. Так получилось, что в тот день мы оказались с ней в одной машине. Никто заранее не мог такое предусмотреть, а Юрьев пусть не выдумывает и прекращает рефлексировать. Он был на слушании, присутствовал на допросах, он подписал все показания и сотрудничал со следствием. Все раскопали, установили истину и отпустили нам грехи.
Да только женщину на землю не вернешь с детьми.
— То, что произошло — это не деловые отношения, не до конца разделенный по-честному прибыльный бизнес, а незаконченный личный разговор между бывшими. Между мужем и женой. Короче…
— Все понял. Предусмотрительно затыкаюсь. Итак! Но только, чтоб я всё понял. Мне Тереховой зеленый свет давать? — запустив руку во внутренний карман своего пиджака, он долго с содержимым возится, кряхтит, тихонечко присвистывает, потом подмигивает и даже сладострастно улыбается, когда облизывает губы, и наконец, внутри что-то подцепляет, а нащупав, на свет Божий со вздохом извлекает. — Вот! — он шлепает пластмассой по стеклу. — Как только зашел, хотел тебе отдать. Но, к сожалению, как-то это «сразу» не сложилось. То ты где-то в облаках витал, то я следил за тем, чтоб ты оттуда не упал.
Бросаю взгляд на темно-зеленый небольшой приплюснутый, почти сливающийся с гладкой поверхностью, прямоугольный предмет, сигнализирующий мне латинскими буквами, укрытыми недешевой позолотой и складывающимися в имя и фамилию моей жены.
— Лимит на средства-то поставишь? — скривив пренебрежением губы, внезапно выдает Фролов.
— Нет.
— Это зря, дружок! — упёршись ладонями в подлокотники, вытаскивает большое тело из насиженного места, в котором полчаса свои штаны тесал. — Безграничное доверие? Правильно понимаю? Рыцарство? Завоевываешь или тупо покупаешь? Бабы падки на шмотье и деньги. Угу? Считаешь, что Ася из таких?
Не он ли мне советовал намедни позолотить ей руку и отпустить на все четыре стороны и не городить женитьбу там, где можно стать приходящим папой, но только лишь по некоторым дням?
— Твои, что ли, проблемы?
— Из-за этого смешного пацана?
Стыдно, твою мать, признаться, но я поступил с ним, как вычурный еб.ан. Я сделал тест, потому что усомнился в порядочности его матери. Сейчас, по прошествии почти пятнадцати дней, понимаю, что фактически унизил женщину, на которой из-за положительного результата генетического анализа женился. Были на то свои причины. И потом, не каждый захочет быть отцом ребенку, на которого впоследствии может запросто претендовать случайно всплывший родненький гандон. Люблю ли я детей? Люблю, но это ведь не означает, что в связи с этим я каждого сопливца хотел бы одарить своим вниманием, а после своей смерти огласить наследником «богатства».
— Он единственный сын, а она, — тычу пальцем в выпуклые буквы, — законная жена, старик. Ограничения никогда не будут установлены на карты, которыми будут пользоваться эти люди.
— У вас общий счет, все передвижения по которому будут приходить тебе на телефон в качестве push-уведомлений. Кто она? — Фрол возвышается над моим столом и с прищуром, через длинные как будто бы паленые ресницы смотрит на меня.
— В смысле? — оттолкнувшись каблуками от напольного покрытия, выезжаю в кресле, словно на гоночной машине, а приложившись затылком о стену, мгновенно торможу.
— Чем она до своего счастливого замужества занималась? Юрьев все ведь разболтал? Ищейка разрыла ямку и поссала в углубление?
— Ты за ним следил? — соединяю пальцы, изображая намасте.
— Он теряет хватку. Хм! И следить не пришлось. Я видел, как он заходил в этот кабинет: в дверь постучал, затем раскланялся и внутрь завалил. У тебя находился приблизительно тридцать-сорок минут.
— Вывод?
— Он сплетни разносил.
— Тебе бы детективом быть, — отворачиваюсь от него. — Что-то еще?
— Не смог удержаться, Котя? — я снова возвращаюсь лицом к нему. — Не сверкай глазами. Не могу сказать, что был абсолютно уверен в том, что твои просьбы относительно подноготной этой Аси сродни дебильной шутке, но все же копать под будущую жену — пошло, аморально и преступно.
— Все сказал?
— Итак? — обойдя мой стол, присаживает жопу на прозрачный острый край.
А я шиплю, с неудовольствием подкатывая взгляд:
— Там нечего скрывать. Достойная работа, отличное место, но работала недолго. Тебе, наверное, пора. Не заставляй Ингусю ждать. Даю зеленый свет по всем фронтам.
— Грозный Красов обрюхатил женственного дикаря? — пространно продолжает говорить.
— Можно и так сказать. И да! За ее беременность я тоже отвечаю. Ты задрал!
— О-о-о-о! — он запрокидывает голову и куда-то в потолок орет, словно светлых духов вызывает. — Совесть подключилась к ВКС. Связь стабильная: и звук, и картинка качественные, и как это ни странно, не расплывчатые, а довольно-таки четкие. Сосредоточься, брат. А вдруг она тебя пасла?
— То есть я ошибся? — сощуриваю взгляд.
— Я этого не говорил.
— Тогда заткнись и проваливай к чертям собачьим. Рекомендую кое-что.
— Внимательно! — грудь выставляет колесом и гордо задирает нос.
— От всей души потрахайся и выпусти негатив, которым ты брызжешь, как старая змея отравленной слюной.
— У-у-у-у! Со мной-то нормалек. С этим никаких проблем. Но только вот резинки, таблетки, ширки, гели, колпачки, спирали. Нет? О таком твоя жена, по-видимому, никогда не слышала. Кость, заканчивай ругать себя. Вы оба знатно начудили…