— Очень жарко, — обмахиваюсь двумя руками, как редким веером. — Какое-то бесконечное лето, вы не находите?
— Вас подвезти домой? — не глядя, рукой указывает себе за спину, при этом четко попадая пальцами на блестящую от выжигающего солнца темно-синюю машину.
— Нет. Я на автобусе.
— Ася! — похоже, этот Рома раздражается. — Шеф будет недоволен мною, когда узнает, что я бросил его жену возле местной новостройки. Идемте. У меня есть кондиционер и бутылка негазированной воды. Свежая, нераскупоренная. Как чувствовал, что встречу женщину, которой она понадобится. Идемте-идемте, — теплые сухие пальцы бережно прихватывают мой выставленный локоть.
— Вы за мной следили? — упираюсь каблуками в плитку, отклоняюсь и поднимаю то плечо, к которому он прикасается.
Я, что, смелею? Набираюсь наглости? Теряю здравый смысл? Или это просто глупость вкупе с инфантилизмом или недоразвитостью?
— Здесь живут мои родители, — кивком указывает на тот же дом, в котором квартирует моя клиентка. — Навещал стариков, уже садился в машину, а тут Вы ковыляете с мелким парнем, который чересчур потяжелел, я так понимаю. Он подрос? — заглядывает мне через плечо и громко дышит в щеку. — Похоже, кто-то недоволен тем, что вынужден загорать под палящим солнцем. Два часа дня, Ася. Надо уйти с солнцепека и спрятаться под широким тентом. В машину! Отказ не принимаю.
Ну что ж, у меня, по всей видимости, нет другого выхода, впрочем, как и выбора, да и желания с ним спорить, как это ни странно, тоже ведь не наблюдается.
Роман с внушающей доверие улыбкой открывает заднюю дверь и помогает протолкнуть вовнутрь детскую переноску, затем галантно предлагает руку мне и терпеливо дожидается, пока я, ерзая туда-сюда, умащиваюсь на заднем пассажирском месте.
— Спасибо, — опустив глаза, произношу.
— Пристегнитесь, пожалуйста, — напоследок говорит, прежде чем отрезать нас с Тимошкой от окружающего мира.
— Тихо-тихо, — пока вслепую двигаю карабином, нащупывая скважину замка, улыбаюсь сыну и подмигиваю.
— Порядок? — мужчина забирается в салон со стороны водительского места, шустро усаживается в кресло и, встретившись со мною взглядом через узкое вытянутое по горизонтали зеркало, любезно интересуется тем, как там дела с сынишкой. — Все хорошо? Устроились? Можно отправляться?
— Да.
— Тогда поехали? — подмигивает и тут же устремляет взгляд вперед, всматриваясь в обстановку. — Что у Вас в той сумке, Ася?
— Вещи.
— Вам не тяжело? — небрежно клацает податливую кнопку, на что машина реагирует недовольным и грудным урчанием. — Выглядит огромной и, чего уж там, увесистой.
— Нет. Там только женское тряпье и сменная одежда для Тимки.
— Вам нравится здесь? В городке уже обжились?
— Да.
— А на море бываете?
— Да.
— К сведению, босс не жалует это побережье. Слишком многолюдно. Это на его вкус, конечно. Ему по душе заброшенный маяк. Говорит, что это незамолкающие отголоски детства. Его отец там был смотрителем. Уже были в том месте, Ася?
— Нет.
— Вы чего-то боитесь или я Вас смущаю? — бросает беглый взгляд через свое плечо, но тут же возвращается лицом вперед. — Все в порядке? Дело во мне или что-то произошло?
— Нет.
— Три вопроса, Ася.
— Нет и нет.
— Не желаете разговаривать?
Все дело в том, что я действительно не знаю, как мне себя вести в компании человека, который состоит в непосредственном подчинении у моего мужа.
— Устала и очень жарко.
— Вода! — не оборачиваясь, протягивает пластиковую бутылку. — Справитесь?
— Да.
Это ведь нетрудно! Должна сказать, что предложенная им вода спасает непростую ситуацию. Во-первых, я размочила сухость, обосновавшуюся у меня во рту. Во-вторых, протолкнула комок из недопонимания, стеснения и неразговорчивости, которыми все слизистые заволокло. А в-третьих, я стала улыбаться и мягче реагировать на все, что говорил Роман, пока вращал рулём.
— О! — машина медленно подкатывается к невысокому каменному ограждению и останавливается рядом, почти вплотную, с автомобилем Кости. — Босс, что ли, дома? Видимо, выдался короткий день. Хм-хм…
— А Вы? — я громко сглатываю.
— Что я?
— Вы не были на работе?
— У меня отгул. Я эти дни кровью и потом заслужил. Отец болеет, Ася, поэтому взял три дня за собственный счет в свою же пользу. Приехали!
Приехали… Сейчас я вынужденно наблюдаю за тем, как вылезший из машины Юрьев, подходит к облокотившемуся на перила веранды Косте, как они друг другу улыбаются, как Рома первым протягивает руку, как муж пожимает ее, затем хлопает по плечу, а после дергает дружка за волосы.
— Ты дома? — дрожащим голосом произношу, когда принимаю предложенную мне большую руку.
— Угу. Все хорошо? — придерживая под мышками, вытягивает из салона. — Тимка, ты накатался, барбосёнок? — бережно отодвинув меня, направляется верхней половиной тела к сыну. — А что такое? Что за недовольный вид и поджатые губки? Плакать надумал? Ну-ну! Пацаны не нюнят, сын.
— Он устал, — встав на цыпочки, заглядываю через мужскую согнутую фигуру. — Ты голоден?
— Много реплик, Юля. И все сумбурные. Иди в дом! Не стой на солнце. Все, Ромыч, благодарю за службу. Порядок! До послезавтра. Передавай привет жене.
Юля? Он снова назвал меня чужим именем, которое я просто-таки ненавижу. Я его не выношу! Три простые буквы, а настолько въедливые, ядовитые и безобразные. Хромые и кривые. Они слишком грубые. Когда он произносит это «Юля», иногда «Люлёк», все чаще «Юла», а потом вдруг переходит на «жена» или «Красова» у меня в сосудах закипает кровь и появляется дикое желание впиться в мужское лицо и разодрать его в клочья, не оставив ни одного живого места, лоскутка, и не дав пластическим хирургам ни единого шанса на спасение красоты, каковой он, безусловно, обладал до встречи с женской ревностью.
Это ревность? Злость? Или кое-что другое?
— Мясо или рыба? — рваными движениями снимаю пищевую пленку с пластиковых контейнеров, в которых предусмотрительно разложены фрагменты основного блюда. — На гарнир будет рис, еще, наверное, помидоры, огурцы и запеченная фасоль.
— Как твой день прошел, жена?
Где он? Позади меня? Сидит за столом? Или кружит ястребом за моей спиной в надежде на то, что жертва окочурится без необходимого для спасения поединка.
— Все хорошо. А у тебя?
— Отлично. Сегодня пораньше освободился. Хотел побыть с семьей, а не тут-то было. Ты куда-то ходила?
— Мне нельзя? Нельзя отлучаться? — опускаю голову, скашиваю взгляд в отчаянной попытке зафиксировать его присутствие, чтобы предотвратить возможный удар. — Ты не предупредил, что…
— Твой телефон молчал, Юла.
— Я Ася! — прикрыв глаза, хриплю. — Пожалуйста, приди в себя и прекрати, — бухчу себе под нос, но громко отвечаю на выдвинутую претензию. Это ведь сейчас звучит она? Хотя бы в этом не ошиблась? — Он разрядился.
— Потому что рухлядь! — муж громко хмыкает. — Его придется поменять. Я предпочитаю быть всегда на связи и того же прошу от тебя. Это не контроль или придурь. Тимофей — маленький ребенок, а ты весь день одна. Если что-то, не дай Бог, случится, то…
— Я согласна! — киваю, лишь бы прекратить неприятный, словно поучительный, наставнический разговор. — Хорошо. Пусть будет новый и с той программой, которую ты хотел поставить. Пожалуйста, скажи, что ты будешь есть? Отбивную или рыбное филе? Костя?
— Чем сегодня занималась?
— Я подрабатываю, — громко выдыхаю. — Ее зовут Эльмира, у нее трое детей. Она клиентка, а я портниха.
Не выйдет разговора, да? Он не расположен? Муж не настроен? Но сильно раздражен и так вот отвлекается, чтобы не ударить по лицу. Да? Да? Да! Почему он замолчал? Вероятно, я оглохла. Это глухота или слуховой обман? Но мне почему-то слышится, как муж, хихикая, сипит:
«Я так и знал! Вообще, жена, не удивлен!».
— Шью на заказ, Костя. За это хорошо платят. У меня есть образование и соответствующая квалификация. Это профессионально и качественно. Ты спрашивал, откуда рисунки и нитки, которые ты постоянно находишь на моих вещах, так вот — это моя работа. На время декрета, конечно. Я не нахлебница и не лентяйка. Покупаю старые вещи и перешиваю их на новый лад. Все, что на мне — это собственное производство. Даже свадебное платье. Я обношу комиссионки и магазины б/у одежды. Вероятно, это болезнь, а я сорока, которая зарится на то, что плохо лежит, но зато сверкает. Но там, в этих ширпотребах, есть неплохие вещи, а главное, отличного качества ткань. Это мое дело! Этим увлекаюсь, этим живу и зарабатываю. Я призналась. Слышишь? Что еще?