— Дешевое?
— Слушай, — обняв ее за талию, приподнимаюсь вместе с ней, подтягиваю нас к изголовью и опираюсь своей спиной о мягкую обивку, — ты ведь не ребенок. Ты женщина, к тому же, мать, моя жена. Мы ведь занимаемся любовью, и ты уже немного в курсе, как у меня там все устроено. Я неоднократно видел твое тело, ты трогала меня. Есть вопросы по анатомическим особенностям?
— Нет, — мотает сильно-сильно головой.
— Отлично! Идем дальше. Меня все устраивает, жена: твои параметры, твои движения, то, как ты смотришь на меня, как тихо стонешь, когда стараешься подстроиться под нужный ритм. Есть проблемы? — спокойно задаю вопрос и замираю в ожидании ответа.
— Нет.
— Та-а-а-а-к! У нас уже есть сын, Мальвина! Блин, ведь дети по заветному желанию и ахалай-махалай бурде не получаются. Тебе и это, естественно, известно. А теперь переходим к основному. Итак, по-твоему, то, что делал этот хрен с женщиной на протяжении двадцати минут, можно считать страстным, настоящим, чувственным, грубым, жестким, ванильным сексом? Из всего, что тебе уже открылось за это время, ты решила, что этого как будто недостаточно и нужно кое-что почерпнуть на конченых по содержанию и сути порносайтах? У меня есть гордость, женщина, и чувство собственного достоинства, и, представь себе, вполне такой жизнеспособный здравый смысл, но дергаться в припадке, растирая твои внутренности, я точно не смогу. Есть проблемы с длительностью? Хочешь долго? Или нравится в какой-то эксклюзивной позе?
— Я… — она покручивает пальцы и, кажется, перестает дышать.
— Ты там жива? — щекочу ей левую подмышку. — Мне придержать коней? Я чересчур гоню?
— Ты так спокойно об этом говоришь, а я при этом чувствую себя какой-то куклой деревянной, у которой от услышанного лишь широко распахивается рот и запирает где-то здесь, — ребром ладони показывает на соответствующее место на подрагивающем горле, — дыхание.
— Ася, мы ведь с утра занимаемся с тобой любовью. Ты, что ли, этого не поняла?
— Нет, — она садится в кровати, поджав ноги, поворачивается ко мне лицом и, как Русалка из королевства Датского, укладывает свой «безтрусый» зад на играющий под нашими телами средней жесткости матрас.
— Ты смеялась на пляже, когда я трогал твою спину. Припоминаешь? Водила плечиком, кокетничала, облизывала губы, затем хихикала, щуря взгляд, активничала и жевала нижнюю губу. Терпела, значит?
— Что ты…
— Вот здесь, — стремительно к ней подаюсь всей верхней половиной тела, почти не прикасаясь, перебираю пальцами по женскому плечу и с особыми намерениями забираюсь на лопатки. — Я целовал тебя, помнишь?
— Да, — от прикосновений судорожно сокращается, прыскает и прикрывает рот двумя руками. — Ой!
— Потом ты ерзала подо мной, сражалась и пыталась снять осаду, а сын вопил, указывая своему отцу, где у Мальвины находятся незащищенные места, бреши и сломанные при первом наступлении барьеры, и искореженные моим напором хлипкие преграды. Я, если можно так сказать, разогревал и изучал тебя с утра. Поэтому ты, Цыпленок, оказалась взведена…
— Что? — пятится и отползает.
— Стоять! — хватаю ее за руки и резко направляю на себя. — Ты возбуждена, жена. Осталось довести начатое уже вчера до логического конца. Следишь за мыслью? Понимаешь, о чем я говорю?
— Ты издеваешься?
— Аська, половой акт — не секс между мужем и женой. Вернее, — с вполне себе читаемым ехидством задираю уголок губы и удивлением искривляю бровь, — это кода, почти финал, а прелюдия может длиться довольно долго. Иногда хватает одной секунды, почти всегда — пятнадцать минут способны довести кого-то до исступления и заставить изнывать, ожидая кульминационного проникновения. Короче, подготовка — это все! Ее, между прочим, можно сильно растянуть.
— Костя, я прошу…
Что мне ее желания и просьбы? Ведь все равно свое возьму.
— Секс — не обязанность, Красова, но клевое, заточенное на удовольствия и наслаждение дело. Закончим то, что начали? — не дожидаясь ее ответа, подхватываю сильно напряженные ягодицы, приподнимаю опешившую и широко раздвинув ее ноги, усаживаю теплым влажным местом себе на скрытый под штанами возбужденный пах. — Побудешь сверху?
— Костя… — блекочет, упираясь в мою грудь ладошкой. — Я…
— Нет правил, Ася. Есть желание. Ты либо хочешь и готова, либо…
Я боюсь услышать «нет»! Именно сейчас, в этой комнате и нашей с ней постели, я не хочу узнать, что не подвел ее к черте, которую нужно срочно пересечь, чтобы в чем-то клевом раствориться, получив эмоциональный суперкайф.
— Мужчина не может двигаться с такой скоростью и силой тридцать пять минут подряд без остановки. Это глупость, выдумка, просто суперчушь. Это крайне дорогие акции несуществующей компании по нахлобучиванию милых дам. Дорого, богато и будто бы красиво, а на самом деле — чертов пшик, обман, мираж и жалкая инсинуация на гране гребаной фантастики. Подобное рассчитано на недалеких, глупых и, вероятно, жутко озабоченных малышек. Ася, перестань! — она отталкивается, ерзает на члене, у которого и без того проблем по самую головку, а подобные движения и пар от женской вульвы, который через немногослойную ткань к нему идет, играют с парнем в нехорошую игру. Игру на выбывание или выбивание дури, которой, по-видимому, основательно заложило женскую толкушку. — Физиологически это невозможно! Я так устроен, и так же мудро скроена моя жена. Ласки продлевают возбуждение, заставляют чего-то сверхъестественного с нетерпением ожидать, а то, что в подобных обществах транслируют, похоже на шараду из категории «Вот то, чего не может быть!». По крайней мере, если несчастного е. аря не напичкали какой-нибудь стимулирующей наркотой. Эрекция не кратковременна, но и не бесконечна. Его дубина даже на меня наводит ужас, а я не говорю о том, что при этом может испытывать отправленная на сексуальное заклание девка. Сними с меня брюки, женщина или…
Пожалуй, я отдам ей власть и полномочия, пусть пользуется и не оглядывается, выискивая одобрения.
— Справишься? — наклонив голову, прокладываю на тонкой женской шее едва обозримую дорожку жалящих и лижущих, весьма активных поцелуев. — Займись мною, маленький Цыпленок.
— Костенька…
Нежно, черт возьми! А я ведь начал забывать, что означает это слово. Так вот оно какое возбуждение, когда тебя ласкает женщина, чьи прикосновения вызывают пробуждение не только в гребаных штанах, но кое-что еще заставляют быстро трепетать.
Она укладывает голову мне на плечо и открывает полный доступ к прохладной влажной шее и ключице, на которой я тут же заостряю губы и свое желание. Жена дрожит и сбито дышит, с глубоким вздохом выпускает теплый воздух, открыв как будто нараспашку ярко-алый рот.
— Смелее, — на одно короткое мгновение я отрываюсь от нее, — но не торопись…
Я выдержу и еще немного подожду!
Здесь нет гребаной издевки или сучьего подъе.а. Она смотрела эти видео, чтобы стать лучше в том, что согласно истинному предназначению вообще нельзя улучшить, однако можно основательно усовершенствовать или еще чуть-чуть повысить планку, взяв за правило исследовать нутро и чувственность того, кому готов отдать себя за страстный поцелуй и охренительную ласку.
Похоже, у жены на это все имеется пока не обозначенный в реальности талант. А я ведь изнываю от желания! Твою мать!
«Хочу, хочу, хочу» — гундосит в жилах кровь, курсируя по замкнутым сосудам огромного и жаждущего чего-то большего мужского тела.
— Цыпа-а-а, — вожу плечами, подстегивая к продвижению Асю, — будь собой. Делай, что хочешь, — внезапно отстраняюсь и распахиваю руки, освобождая от своих оков. — Я твой!