«Используй, синеглазка, не останавливайся и на полдороги не бросай! Не будь ты, черт возьми, динамо…».
У жены слишком беспокойный черный-черный взгляд и снующие повсюду сильные и гибкие ручонки. Поддев большими пальцами бретельки своей ночной сорочки, она снимает ее с плеч, освобождая грудь, чьи светло-розовые соски царапаются, когда Цыпленок ими прикасается, проникая мне под кожу.
Я не болтлив, тем более в такие важные моменты, но именно сейчас отчаянно потягивает на поговорить с той, которая так лихо над взрослым дядькой изгаляется.
— Не поторопишься, окажешься внизу, в районе «где-то подо мной», — ей подмигнув, хриплю. — А я не буду великодушным, детка. Возьму по счету, очень долго и с огромными процентами.
— Что? — она смелеет на глазах. — Ты ведь сказал, что «долго» — невозможно!
Смешной толчок — и вот я на спине, а голова свисает со сбившейся подушки. Я сильно выгибаю шею, бездумно подставляя ей под зубки свой кадык. Прикрыв глаза, прислушиваюсь к тому, что происходит там, внизу, в районе пряжки и ширинки, с которыми она расправляется довольно быстро, на твердое «отлично», без ошибок и нареканий со стороны клиента с закупоренной от ожидания мозговой артерией.
— Да-а-а! — прикладываюсь лбом о мягкую обивку изголовья.
Реакция вполне естественна на то, что вытворяет Ася, когда меня седлает и начинает потираться жарким, немного влажным местом о то, что, как обычно, смотрит на двенадцать чертовых часов.
«Что ж ты за такая стерва?» — жмурюсь и закусываю нижнюю губу, согнув в коленях ноги и наступив на нижние края не до конца спущенных с бедер брюк, коряво стягиваю жутко неудобную хламиду, которая теперь не будет сковывать размашистых движений внутри засранки, сейчас обхватывающей подрагивающими пальцами мой торчком стоящий член.
Приподнимаюсь и, затаив дыхание слежу за тем, как аккуратно жена вводит внутрь ствол. Немного морщится и дышит по-собачьи через рот.
«Расслабься, Цыпа, ты на правильном и верном пути» — даю ментальные ей установки. Ася обмякает и опускается прохладными ягодицами мне на бедра, впиваясь пальцами в живот.
— М-м-м, — вращаю головой, как будто отъезжаю в мир иной. — Двигайся, малышка! Черт! А-С-Я! — подкидываю бедрами, тем самым выбивая первый тихий стон. — Вот так!
Направляю руки к ней. Теперь раскачиваясь в неспешном темпе, жена удерживает равновесие, цепляясь за меня. Она на грани удовольствия? Играет с наслаждением: оттягивает или приближает необходимый нам обоим кульминационный, сильно опьяняющий момент? Смотрю на женщину через ресницы — она плывет, то поднимаясь на волнах, то опускаясь, погружаясь в глубину. Она танцует, напевая знакомый мне мотив.
— Синий лён? — скулю вопросом, затем глотаю и мычу в попытках подхватить слова.
— И если я в тебя немного влюблена, то виноват, — мотает головой, закатывает глазки, немного ускоряет нас, но тут же обмякает. — Не могу-у-у…
Она устала? Пусть отдохнет, раскинув ноги, лежа на спине.
— Не возражаешь? — переворачиваю нас, подминая под себя. — Держись, жена, — обхватив под тазовые косточки, растягиваю плоть и поглубже проникаю.
Ася взвизгивает и сразу замирает.
— Тише, детка. Сейчас привыкнешь и…
— Уже, уже, уже, — мотая головой, вопит жена и в крепкие объятия заключает, а я не успеваю сделать плавненький откат, как тут же ощущаю волнообразные сокращения жаркого нутра вокруг надроченной головки члена.
— Блядь! — шиплю и опадаю ей на грудь, уткнувшись носом в шею, оскаливаюсь и впиваюсь в пульсирующую рядом вену. — Я без защиты-ы-ы-ы, — коверкая слова, сиплю и изливаюсь внутрь. — Ася-я-я, ты… Блядь… Ты что твори-и-и-и-шь… Это же… Я… Я… Кончил, женщина… Ты как, Мальвина?
— Хоро… Шо… Спас-с-с-си-бо!
«Вот это „красовское порно“, Цыпа!»…
Большая чашка парующего молока, две чайные ложки похожего на сливочное масло мёда, влажная кожа, такие же наощупь волосы и широкие домашние штаны с провокационно-низкой посадкой на бедренных костях, надетые на тело после обязательного душа.
Я слышу, что в помещении больше не один — она сюда пришла?
— Все в порядке? — не поворачиваясь к ней лицом, тихо и неспешно задаю вопрос.
— Угу. Намочил подгузник и проголодался, — крадется, шлепая босыми ступнями. — Это мне?
— Попробуешь? — перемещаю на кухонном столе приготовленную для Аси чашку.
— Как в детстве, — по-моему, она смеется.
— То есть?
— Если я простужалась, то Аня готовила для меня стакан подогретого кипяченного молочка и дарила маленький судочек с акациевым медом. А это какой?
— Разнотравье, — отрезаю. — А сын — настоящий мужичок, — мой нос стремительно ползет наверх. — Не терпит парень неудобств.
— Он просто очень маленький. Горячо, — одергивает пальцы, которыми задевает ручку чашки.
— Сейчас остынет. А что касается размеров, синеглазка, то они вообще не имеют значения. Кстати, об этом…
— Пожалуйста, — внезапно обнимает со спины. — Довольно этих лекций, Костенька. Я уже все поняла.
— Обещаешь, что больше не будешь так себя вести? Будешь кроткой и послушной? Начнешь мне доверять? А порно смотреть впредь будем только вместе. Не хочу пропустить новаторские фишки. Ась, только уберем анал и все, что с тылом связано. Возражения, моя постельная подружка?
— Господи-и-и-и, — визжит, впиваясь челюстями в спину.
— Больно же! — дергаюсь в отчаянных попытках грозную клопиху с голого загривка снять.
— Я и так тебе доверяю, — звучит, как будто я ее единственный на что-то шанс, — хотела порадовать и удивить. Сглупила?
— Порадовать и удивить? Сглупила? — цепляюсь за последние слова, вполоборота становлюсь и убираю руки со стола. — Ты меня действительно, что ли, за хозяина принимаешь? Что с голосом и текстом? Ася, я не нуждаюсь в подобной радости…
— Мужчины ведь любят, когда…
Нет! Она вообще, похоже, ни хрена не догоняет!
— Любят секс, а не порево, которым ты решила ублажить, устроив черт знает что. Мы и в дУше передергиваем — это на минуточку, — пытаюсь повернуться к ней лицом, да только Ася крепко держит и ерзает щекой по моей спине, а это значит, что мне придется сохранять лицо и положение, — и по утрам у нас, как правило, увереннее стояк, чем, скажем, ночью или днем, но это ведь не следует воспринимать, как необсуждаемое руководство к действию. Цыпа, мальчики умеют ждать, терпеть, входить, в конце концов, в исключительное положение, когда вас посещает, например, кровавое воскресенье и вы со слезами на глазах вопите вслух о том, что «месячный отчет» превратил всегда миролюбивую на все согласную красотку в даму — «тебе не дам, поскольку обильно медоносит мой аленький цветок, вызывай на крылышках полицию, дружок»…
— Костя, — она стесняется, высоким лбом буравит позвоночник, вжимает пальцы мне в бока, пищит и даже заклинает, — перестань, перестань, перестань…
— Аська, я знаю, как обращаться с женщиной. Ничему новому на подобных сайтах я точно, черт возьми, не научусь. Ты спать не хочешь? — подавшись вперед, я все-таки прокручиваюсь и поворачиваюсь к ней лицом. — Идем в комнату. Там на балконе молоко допьем.
Мы странная с ней пара. Четырнадцать полных лет — возрастная разница. Я брюнет, она блондинка. Я долбаный «хозяин и богач», а Ася… Услужливая бесприданница!
Шторм. Затянутое облаками небо. Выглядывающая из мутной дымки полная Луна. Прохладный ветер. Засентябрило? Наверное. Тем более что уже пора.
— Что это сверкает? — жена приглядывается к россыпи холодных мелких огоньков над водной сейчас совсем не-гладью.
— Светлячки! — пригубив край чашки, отпиваю молоко. — Замерзла?
— Есть немного, — вздрагивает и сильно ежится.
— Иди сюда, — отступив от перил широкого балкона, освобождаю место перед собой. — Погрею Цыпу, если она, конечно же, не против.
— Нет! — хихикнув, просачивается между бортиком и мной, оглядываясь, ищет крепкой и уверенной поддержки. — Обними, пожалуйста, — она натягивает на плечи шотландкой выкрашенный теплый плед, возится и без конца посматривает на меня. — Костя?
— Да, конечно, — я отмираю и, отставив на перила чашку, двумя руками прижимаю полуголую к себе. — Хорошо? — сминаю шерстяную ткань, задевая пальцы ее тонких рук, двигаюсь, прощупывая плечи, уложив ладонь ей на талию, придавливаю, цепляя ребра и пупок.