— Понимаю, — Денис хохочет. — Я через подобное уже проскакал, — подводит вверх глаза, — в общей сложности два с половиной года назад. У меня есть сын, Ася. Постарше Вашего, но с теми же проблемами в недалеком прошлом. Маленькие мужички — беспокойные клиенты.
Ах, Боже, как он прав! С ними курсы по «Психологии продаж» не провести. А зря! Вот я бы провела. Какой Тима хотел бы получить бонус от магазина, которым, например, владеет его мать, после того как перестанет нас с мужем по ночам терзать? Думаю, что Красов бы и звезду с неба для барбосика смог достать, только чтобы мелкий прекратил пищать. Хотя и взрослые мальчишки ничем от маленьких не отличаются. Чего уж тут!
«Вот, например, мой Костя» — задумываюсь, но тут же отвлекаюсь на одно мгновение, чтобы заглянуть в свой телефон. Так и есть! Там три пропущенных сообщения и, слав Богу, ни одного неотвеченного звонка.
— Извините, — поднимаю на возможного куратора глаза.
— Да, пожалуйста. Сколько дать времени?
— Я должна написать. Это очень важно, а потом сразу же вернусь к Вам.
Жестом показывает, что не имеет ничего против, и отходит от меня, сделав несколько шагов назад.
«Цыпа, в чем дело?» — прочитываю последнее полученное. По формулировке предложения могу судить о том, что муж находится не в духе. Недоволен тем, что не ответила на предыдущие два? Он меня тиранит, самодурством занимается, считает, что имеет право делать мне замечания и воспитывать потому, что сильнее, старше и богаче? Это ненадолго. Я докажу, и прежде всего самой себе, что все смогу и добьюсь той независимости, о которой мечтаю с детства, с того момента, как в первый раз услышала:
«Жрете, блохи-дармоеды? Доходяги, ущербные ублюдки, жалкие бродяжки. Бастарды! Ха-ха. Отказники! Ваше заведение — вонючая отрыжка благополучного общества, которую никак не уберут с лица земли. Смердящая клоака, а вы клошары, пропахшие канализационным смрадом. Язвы на великолепной голубой планете. Струпья, которые никак не отпадут, зато все время загнивают. Чешетесь, чешетесь, грызете друг у друга задницы, блох выбираете, а потом сосете нашу кровь. Спонсоров ищете, меценатов привлекаете, лебезите и виляете хвостами? Льстите, а надо бы усерднее лизать. Фу-у-у! Заразу распространяете, а потом у нас, видите ли, наблюдается значительный и непрекращающийся рост наркомании и алкоголизма в целом по стране. Вот откуда все идет. Вас надо уничтожать, когда вы еще булькаете в брюхах грязных сучек, находясь в состоянии уродливых зародышей. М-м-м, не могу. Я раздавлю вас. Всех! Всех разгонят, всех, всех. К чертям собачьим! И об этой дыре наконец-таки забудут. Я буду не я, если благополучия не добьюсь. Клянусь — добьюсь. Будьте вы все прокляты. Что смотришь, дрянь? Грязь с рожи убери…».
Вот так неистово визжала богатенькая шваль, которой отказали в усыновлении и без того несчастного ребёнка. Сейчас я понимаю, что принятое решение было совершенно верным, полностью оправданным. У нее, похоже, имелись неразрешимые проблемы с головой, зато с финансами — стабильность, весьма увесистый достаток. Я помню аромат ее парфюма. Помню в мельчайших подробностях абсолютно все. Тонкий цветочный шлейф с неприторными вкраплениями чего-то цитрусового, возможно, сочного апельсина. Расфуфыренная дамочка, в туфлях с безобразно высокими каблуками с кроваво-красной толстой подошвой, одетая в брючный сильно клёшевый костюм, сжимая в руках круглую сумочку, похожую на таблетку аспирина, орала, что было ее сил. Тогда мама Аня в первый раз осмелилась повысить голос на посетительницу, несостоявшуюся родительницу, потерявшую из-за того скандала статус «потенциальная». Она кричала ей о том, что такие, как эта «супермама» уже и так наказаны всевидящим Всевышним, потому как навсегда лишены возможности иметь детей. Какие ей, к черту, малыши, если она не знает даже, как к ним подойти. Этот эпизод врезался навечно в мою память, оставив четкий след внутри. Возможно, в тот момент — мне было десять лет — я перенесла сердечный приступ или это был недиагностируемый инфаркт. Помню, как после того, что случилось, меня, перепуганную насмерть, нашли в кухонной кладовке, скрутившейся в бублик на полке с банками, доверху наполненными медом, зажимающей уши и истошно визжащей о том, что я:
«Я тоже человек. И я хотела бы узнать, кем была моя биологическая мать. И почему она бросила меня? Чем я не подошла ей?».
«Костя, извини, пожалуйста. Я в магазине. Здесь очень шумно и Тимофей не спит. Через часик буду дома. Что-нибудь купить? Вкусненького, например?» — прикрепив пускающий слюнки смайл, отправляю сообщение.
«Я волнуюсь за вас, Ася. Не нужно молчать. Ты была на приёме? Как сегодня прошло? Тимка плакал?».
Я не молчу, просто отвлеклась и не заметила уведомлений. О таком мне тоже написать?
«Купи мороженого, Цыпа. Что с сыном? Я жду ответ» — муж снова оживает.
«Все хорошо. Сегодня лучше. Барбосёнок даже улыбался, пока о зубах не вспоминал, конечно. А какое?» — набиваю и, прежде чем отправить, оглядываюсь по сторонам, как пойманный с поличным неудачливый воришка.
— Что случилось? — Денис растягивает губы, не произнося ни звука, он все же четко формулирует вопрос.
— Ничего. Одну минуту, — поворачиваюсь к нему спиной и выставляю телефон перед носом сына. — Давай-ка сделаем фотографию, Тим. Пусть папа посмотрит на тебя, — пружиню детский носик и сразу щелкаю по красной кнопке. — Вот так, барбос.
«Он передает тебе привет, любимый. И там еще видна моя рука. Заметил?» — зачем-то добавляю о себе.
«Шоколадное с черносливом. Вас забрать?».
Это плохо! Нет, нет, нет.
«Не беспокойся, сумок нет. Только полотенце, его бутылочка и один подгузник. Все остальное у меня на спине, а сыночек висит, смешно расставив ножки, на моей груди» — посылаю и дожидаюсь отметки о прочтении.
«Аська, не забывай фотографироваться. Мне недостаточно смотреть на твои прелести за детской тыковкой. Ты же знаешь, что твои красотки… М-м-м-м!».
Господи! Что он говорит? По-видимому, я краснею, беленею, зеленею и покрываюсь диковинного цвета пятнами.
«Не смущай меня, Костенька» — воздушный поцелуй и смущенная мордашка, которую я все-таки меняю на фиолетового чертика с улыбкой, при виде которой надо бы бежать.
«Жду семью дома. Не забудь мороженое прихватить и… Аська, на подходе, возле ступенек, лифчик сними».
Это еще зачем? Уточнять не буду, а просто соглашусь:
«Без проблем!».
— Извините, Денис, — прячу в задний карман джинсов телефон. — Были срочные дела. Так Вы сказали, что у Вас есть сын?
У мужа странные желания. Снять бюстгальтер? А зачем? Непроизвольно наклоняю голову и смотрю на грудь. Вроде бы и не большая по размеру, но моего мужчину, выражаясь современным языком, от этих «девочек» нехило прёт. Положа руку на сердце мне ведь нравится, когда Костя сжимает властно полушария, когда приподнимает каждое из них, будто взвешивает, обводит контур и, не торопясь, смакуя наслаждение, оглаживает боковую часть; когда он потирает крупные соски, я теряю землю под ногами, а когда прикладывается к ним губами, моментально забываюсь, глохну и абсолютно ничего не соображаю.
— Да, но я не женат. Не сложилось с его матерью, — как будто вдалеке долдонит парень.
Рассказывает о себе? Пытается заслужить доверие и навести мосты?
— Не бойтесь. Убежден, что Вы сможете и справитесь с поставленными задачами. Я читаю по глазам, Ася. В ваших ярко светится настойчивость, дисциплинированность, внимательность, терпение, а еще Эля рассказала о Вашем кредо.
— Кредо?
— Во что бы то ни стало доводить начатое до конца.
Согласна! Не стану с этим спорить. Эльмира — общительная, мудрая женщина, которой моя судьба оказалась небезразлична.
«Жизнь будет улыбаться и благоволить тебе, цыпленок, если ты проявишь упорство, находчивость, увлеченность, при этом не растеряешь доброту, сопереживание, проявишь эмпатию по отношению к другим. Ася, я тебя люблю!» — уже тяжелобольная мама Аня изо всех возможных сил сжимала мою руку, несильно вздергивала кисть, но раскачивала и трясла меня, как тощую марионетку, при этом кривила губы, чтобы не разреветься и не испугать, и заклинала только об одном. — «Доченька моя, будь душевным человечком. Прощай, прощай, прощай людям. Не цепляй на сердце оскорбления — забывай о них, не позволяя им приклеиваться к твоей душе и разуму. Кто бы что ни говорил, ты не такая. Сразу же беги оттуда, где вдруг кто-нибудь на тебя повысит голос, а если ударит, не дай Бог, никогда подобное не терпи».