— Это она? — развернув свой кошелек, показываю наш с ней один-единственный уцелевший снимок.
— Да, — Денис краснеет и отводит в сторону глаза. — Ася, я хочу поговорить.
— Я не дочь, — отрицательно мотаю головой. — Не подумайте, пожалуйста. Я никто Вашей тёте. Яковлева воспитала меня и вывела в люди, но не смогла удочерить. Закон никогда не был на ее стороне. Я как будто дочь, но только лишь по Аниному желанию. Ни на что не претендую, не стану подличать и строить козни. Мне ничего не надо…
— У Вас всё получится! Я настаиваю на том предложении, которое Вам делает наш торговый дом. Это замечательный опыт, поддержка, отличное начало и вдобавок превосходный коллектив, между прочим, молодой, дружный и очень постоянный. Вы должны согласиться! Мама будет только рада.
Странно! Странно, что парень с легкостью расписывается за мать.
— Итак, мороженое или?
Пожалуй, «или», тем более что я все-таки сюда самостоятельно пришла. Никто ведь не настаивал на моем трудоустройстве, это была полностью моя инициатива и почти заветное желание. За время вынужденного простоя, связанного с таким себе декретным отпуском, я соскучилась по трудовым будням. Возможно, кому-то это покажется странным или неоднозначным, но коротание ночей и дней с крошечным ребенком изматывает гораздо сильнее, чем дисциплинированное посещение рабочего места, на котором, между прочим, происходит общение и случается настоящая жизнь. Я люблю работать. Вероятно, это тоже мамина заслуга и ее «вина»…
— Вы сладкоежка, Ася? — Денис следит за тем, как тщательно я осматриваю содержимое холодильника.
— Можно и так сказать.
Но вообще-то муж обожает сладкое больше меня. У Кости просто-таки непреодолимая тяга к мёду и варенью. Хотя последнюю позицию стоит все-таки убрать. Из обожаемого стоит вспомнить черный-черный кофе и, конечно, воздушный белый хлеб, чей гигантский ломоть обязан быть намазан толстым слоем сливочного масла, поверх которого он, высунув язык, старательно и неторопливо выкладывает медовые лепестки, сформированные десертной ложкой. Как оказалось, до моего появления муж вообще не завтракал и не обедал дома, однако все это получал на рабочем месте после того, как сообщал о своих предпочтениях личному секретарю. Его Лилечка — услужливая молодая женщина, старающаяся абсолютно во всем угодить своему боссу.
«Ася, Лиля просто любит меня. Она верна мне, а я за эту безответную любовь вознаграждаю ее отличной премией. Так мы сохраняем наш баланс и не собачимся на рабочем месте» — когда об этом говорит, обязательно зажмуривается и смехом заливается. — «У нас с ней сильное и проверенное временем большое чувство!» — провоцируя, просто-таки доводит меня до бешеной трясучки. — «Ревнуешь, Цыпа?»
Хочу ударить больно-больно и, разрывая связки, что есть мочи, заорать:
«Дура-а-а-а-к!».
Интересно, как смотрела его ненаглядная Юлечка на такие отношения и бесцеремонные слова?
«Мальчики ценят внимание, и даже больше, чем девочки» — часто повторяла мама Аня. — «Улыбнись же, цыплёнок. Покажи ему, что заинтересована, позволь ему поухаживать, побудь нежным солнышком, но никогда не унижайся, детка. Ты нуждаешься в нем, но не обесцениваешь себя. Ты важна! Твои желания, твои чувства — приоритет для мужчины, которому ты отдаешь себя. Понимаешь, Ася?».
Да — я понимаю, и все же нет — я не хочу, чтобы он любил меня в ответ лишь потому, что стыдно или так надо, так принято, так должно быть, или на худой конец — из жалости или унизительного чувства благодарности. Я ведь люблю его просто так. Честное слово, я с большим трудом воспринимала все, что она об этом говорила.
— Что Вы ищете? — расставив руки и упершись ладонями в край витрины, Денис заглядывает через мое плечо, почти наваливаясь на меня.
— Шоколадное с черносливом. Семейный вариант, — прекрасно понимаю, что маленькая порция для Красова — это ни о чем, пустяк, нестоящая ерунда.
— Вот, — вытягивает килограммовый пластиковый судок, на крышке которого рукописными с вензелями буквами выведено оригинальное название, подтверждающее компоненты разыскиваемого десерта.
— Спасибо, — благодарю, а Тимка недовольно крякает и выставляет ручки, как будто бы оберегая меня от слишком близкого расположения постороннего мужчины, которому сынок не доверяет.
— Прости, парень, — Денис хмыкает и сразу отступает. — Ася?
— Да? — отвожу глаза.
— Мы договорились?
— Да, — быстро отвечаю.
— Первый день уже завтра. Девять часов, Вы помните?
Я помню! Еще бы! От этого зависит моя заветная мечта.
— Я приеду в восемь. Не возражаете, будет удобно?
— Прекрасно. Мама обрадуется и Вам, и этому красавчику.
— Можно задать всего один вопрос? — прищуриваю правый глаз, обдумывая подходящую формулировку, закусываю уголок нижней губы, при этом выдвигаю подбородок, уродуя злым выражением свое лицо.
— Да, конечно.
— Почему после смерти родителей сёстры не воссоединились или просто не позвонили друг другу, чтобы, например, узнать, как дела, что нового и что тогда вообще случилось? — устремляю на него глаза. — Они ведь знали, что не одни в этом мире. Разница в десять лет не может оправдать того, что…
— Не осуждайте мою маму, пожалуйста, — прикрыв глаза, он аккуратно прикасается к моему локтю. — Просто приезжайте, хорошо?
— Хорошо, — кивнув, еще раз подтверждаю.
Тем более что теперь у меня на будущем рабочем месте появились некоторые родственные связи, которые я не хотела бы потерять, да и условия, озвученные Денисом, полностью устраивают, а вариант с неполным днем — отличное предложение, от которого отказываться — делать только хуже. И при всем том исключительно себе…
Болит живот, болит спина, гудят колени и щиколотки наливаются как будто бы свинцом. Нет, не пойду пешком, хотя погода к прогулке однозначно благоволит и располагает.
«Красова, ты не забыла про меня?» — Костя снова бомбардирует наш семейный чат. — «Я ведь изнываю, Цыпа. А-а-а-а-а!» — где только такой ужасный смайл откопал? Желтый шар с каплей пота на безобразной роже жутко скалится и, согнув спичечные ручонки, имитирует движения, которые совершает мужчина, когда занимается любовью с женщиной.
Господи! Такая дикость меня вгоняет в краску. И этот Красов, между прочим, стыдил меня за посещение порносайтов. А ведь у меня было оправдание — полное отсутствие опыта и его издевки, которые на самом деле оказались стандартными оборотами, каких я от него наслышалась в достаточном объеме, чтобы считать себя почти профурой. Вот так, понимаешь ли, муж заводится и высказывает свои эмоции, когда получает то, что хочет. Чудны твои дела, великий Боже! Однако я бы предпочла иные фразы и поощряющие выражения, а иногда мне крайне необходимо, чтобы Костя просто промолчал.
«Я уже в такси» — почти не глядя, набиваю текст, но все-таки осматриваюсь по сторонам, слежу внимательно за дорогой и сохраняю бдительность, наличие которой никогда не помешает.
Сынок раскачивается на моих руках и тоже водит круглыми глазенками, знакомясь с новой территорией и водителем, с которым Тимка пока не установил любимый зрительный контакт. В Костиной машине он расслаблен и умиротворен, агукая, посматривает на отца, сверяясь с ним в узком зеркале острым взглядом, а здесь витает незнакомый запах, чужой мужчина не обращает на него внимания, а я, вцепившись мертвой хваткой, сжимаю пузико, затянутое широкой эластичной лентой слинга.
— Охраняешь мамочку, карапуз, — таксист все же отмирает. — Немного осталось. Мальчик? — с вопросом обращается ко мне, встречаясь взглядом в зеркале, через которое, как правило, общается мой Костя с Тимофеем.
— Да. Сын.
— Не волнуйся, заяц. Еще минуты три и будешь на месте. Сколько ему?
— Пять месяцев, шестой пошел.
— Щёки, как ёлочные шары. А глазища…
Папины! Глубокий карий цвет — очень теплый, лукавый, но вместе с этим благородный. Мой малыш — вылитый его отец.
Водитель сбавляет скорость и поворачивает за угол. Я вижу знакомый парапет и замечаю фигуру мужа, стоящего на нем с широко расставленными ногами.