— Шутишь? — жена заглядывает мне в лицо, разыскивая потерянный по недоразумению зрительный контакт.
— Нисколечко. Я, вероятно, подытожу?
— Как хочешь, — Ася глубоко вздыхает и поправляет спадающую с головы косынку, при этом перебрасывает две толстые косы себе на грудь и, защипнув между пальцами кисточки, начинает прокручивать их вокруг своей невидимой оси.
— Протокол вчерашнего заседания подготовлен, подписан и закрыт. Мы проявили единогласие в одном вопросе, вынесенном на вчерашнюю повестку дня. Ольга Юрьева — крестная мама, а Александр Фролов — крестный отец. Всё, точка!
Черт побери, почти, как дон, глава той самой мафии. Да и все равно. Жена, конечно, покривилась, потом еще разок напомнила о том, что Фрол решил ее покорить и развести с законным мужем, но под конец моей убедительной речи все-таки сказала «да». Так что:
— Решилось все в последний момент, Костя. Видимо, я переволновалась, — круговыми движениями массирует себе живот, уложив ладонь на талию, осторожно придавливает правый бок, болезненно кривится и негромко шикает.
— Что-то болит? — я настораживаюсь и подаюсь слегка вперед.
— Живот тянет, — мгновенно отнимает руки.
— Справа?
— Это не аппендицит, — бухтит под нос и сильно скашивает левый глаз. — Все нормально.
— Снова несварение? — прищурившись, выдвигаю затертую до дыр простую версию.
— Снова? — теперь как будто бы ей выпадает честь продемонстрировать недоумевающий от моего предположения взгляд.
— Ты здорова?
— Сейчас пройдет. Просто волнуюсь.
А на вопрос-то не ответила.
— Ася, у тебя что-то болит, и ты что-то от нас с сыном скрываешь?
— Ничего страшного.
Тот случай, когда не рад, что не ошибся.
— У врача была?
— Да, — смотрит прямо, демонстрируя мне болью искривленный профиль.
— Что он сказал? Назначения? Рекомендации? Препараты? Рассказывай, я ведь слушаю.
— Потом поговорим.
Потом? Очень надеюсь, что разговор произойдет хотя бы в этой жизни.
— Так некрасиво, — теперь она почти хрипит, довольно резко, однозначно злясь. — В последний момент не отказываются. От крестин вообще не отказываются. Плохая примета!
— Вопрос здоровья по-прежнему открыт, Красова. О кобелиной непорядочности Ромки поговорим немного позже. И потом, я, конечно, старше — с этим трудно спорить, но в маразм пока еще не погрузился. Что происходит? Что сказал доктор?
— Это женские проблемы.
Час от часу не легче!
— Мне тянуть из тебя информацию каленым железом?
— Здесь не место для разговора.
— А где такое место будет?
Видимо, сегодня я «захмыкаюсь» и на долгий срок осипну, утратив голос.
— Я принимаю лекарства и контролирую ситуацию.
— Но успеха, я так понимаю, нет.
— Нет? — снова смотрит на меня.
— Считаешь, что я не замечаю твои ежевечерние кривляния на кухне, твою походку — периодическую, слава Богу, не частую и не перманентную, при которой ты подволакиваешь ногу, твои вздохи в ванной комнате, когда ты, видимо, уверена в том, что я уже заснул и ни хрена не слышу…
— Не ругайся, пожалуйста, мы ведь в церкви.
— Что? — сощурившись, сиплю.
— Это не страшно, Костенька.
— Не страшно, но боль точно не проходит! — расправив плечи и уставившись перед собой, негромко говорю. — Про откровенность ты забыла, на доверие насрать, зато ты с умным видом рассуждаешь о красоте поступка Юрьева. Он сделал так, как посчитал нужным. Повторяю еще раз! На этом разговор закончен, Ася. Мне не нравится такое отношение.
— Ты волнуешься за меня? — по-моему, она смеется.
— Я волнуюсь за семью: за тебя и сына. И говорю серьезно.
— А за себя?
— За меня должна волноваться ты. Но вместо этого ты устраиваешь разборы полетов на ровном месте по нестоящим внимания причинам. Видите ли, Юрьев поступил, как чмо!
И вообще, слышал бы начбез, что говорит моя жена, пространно рассуждая о красоте и долбаной порядочности. Что ему подобные вопросы и точки зрения этой слабой женщины, с которой он знаком совсем чуть-чуть, в общей сложности, недолго, и то по сводкам своих «информагентств»?
— Он бывший мент, Цыпа, к тому же, ушедший из органов по негативу. Не спрашивай о причине, все равно не отвечу. Такие, как Ромыч, в принципе ничего не знают о красоте. Они с ней незнакомы.
— У него жена — красавица.
А я ведь никогда не спорю о разных вкусах, предпочтениях и противоположных точках зрения. Возможно, по экстерьеру этой мымры нет вообще вопросов, зато с душевным состоянием Ольги Юрьевой я знаком не понаслышке, поэтому вопрос о том, можно ли считать эту дамочку с огромной вавой в голове и личной драмой в сердце и на израненном теле красавицей или последнее — исключительно под соответствующее настроение, оставлю открытым или предпочту не обсуждать совсем.
— Его интересует законность, правопорядок, немного беспредел и, естественно, вопросы целесообразности применения грубой силы, когда с трудом доходит на словах. Так что, внешний вид и антураж, а также этикет, на всякий случай, не превалируют в списке интересов Романа Игоревича. Для него эти позиции вообще не авторитет. Безопасность превыше всего. Слыхала девиз: «Быстрее. Выше. Сильнее»?
— Нет.
Еще бы! Не сомневался. Я просто так спросил, для затравки нашего с ней разговора.
— Это про него. Лучше и не скажешь. Будь первым, действуй на упреждение, если разговор идет про «быстро». Добавь размаха, искрометности и припороши исподтишка, если обсуждаем эпитет «выше». «А со всей дури и открыто» касается, как ты понимаешь, вопросов приложения силы, как движущего и настраивающего на работу рычага. Ромыч отнюдь не меланхолик, не ипохондрик, не праведник, не мученик и уж, конечно, не романтик, скорее неисправимый реалист, немного циник, обозленный на судьбу прагматик, еще, конечно, перфекционист и, естественно, самодур, абьюзер, манипулятор и кретин. Ольга за глаза называет палачом, хотя об этом каждый знает, но это звание, как ни странно, Юрьев носит с гордостью, считая заслуженной и наиболее значимой медалью. Его последнее вообще не задевает. Поверь, Мальвина, все, что не делается, только к лучшему. У Тимоши появился необозначенный и непоставленный на официальное довольствие ангел-хранитель. Достаточно того, что Юрьевская грымза, как ласково называют его любимую жену у нас в конторе, подвязалась и скоро станет крестной матерью.
Раз другого ей больше не дано!
— От крестин не отказываются, Костя, — похоже, Ася не расслышала того, что я только вот сказал. — Это неправильно и грубо по отношению к Тимоше.
— Он уступил жене, Цыплёнок.
Еще раз повторить? Видимо, талдычить буду долго.
— Я не Цыплёнок, у меня есть имя, — угрожает и сипит, сильно скашивая взгляд.
— Ась, супруги не могут быть крестными родителями. Тебе ведь об этом сказали мудрые люди. Я тоже, кстати, слышал.
— Почему?
— Такие правила, — плечами пожимаю. — Может быть, Юрьевы и не разведутся. Как знать!
— Что это значит?
Это значит, что законный муж не утратил тесные связи в «преступном мире». Бывших не бывает, тем более в этом деле. Его уход из правоохранительных органов — вынужденная мера и нехорошее стечение обстоятельств. Если бы не тот прискорбный случай, Ромка никогда бы не стряхнул капитанские погоны и не пошел побираться по миру, в надежде обрести финансовое благополучие и душевное спасение. Предположим, хотя бы на одну секунду, что их ближайшая разлука — очередная легенда, чтобы запудрить его родителям мозги и ложью залепить зерцало личного всевидящего ока, коим обладает его мать.
— Начинается! — поправив платок на голове, вдруг неожиданно прячется за мою спину.