Выбрать главу

— Пробовал! — сую ему под нос свой телефон с крестом на черточках, ответственных за соты. — Будет шторм!

Сын тянет ко мне ручки и щурит взгляд, водит язычком, облизывая губки, дергает ногами и скулит голодным и как будто бы слепым котёнком.

— По-моему, он хочет есть, — «глубокомысленно» заявляет не к месту мудрый Колька.

И что? По-видимому, выясняя с Асей отношения, мы напрочь забыли о собственном ребёнке. После разговора в этой комнате, я попросил ее убраться к чёрту и завалился спать. Сколько, в общей сложности, прошло с того момента? Семь, восемь, девять часов?

— Время не подскажешь? — одной рукой прижимаю к своей груди Тимошку, а второй подхватываю детскую сумку, в которой всегда есть сменный подгузник, комплект одежды на пожарный случай, влажные салфетки, любимая соска и бутылочка с питьевой водой.

Очешуительная предусмотрительность! Жена, жена, жена…

— Половина десятого.

Блядь! Видимо, сказалось перевозбуждение, адский стресс, а также недосып, обратная дорога и тяжелый, насыщенный на события день, в течение которого колокольным звоном вопила голова, накрывая оранжевым, по ощущениям, покрывалом серое, заточенное на адекватные мыслишки вещество.

— Коля, я серьезно! Присмотри за…

— Без проблем! Дашь нам знать, что с ней?

Надеюсь, ничего серьезного. Иначе — не прощу себе, что слишком долго что-то знал, догадывался, но ни хера толкового, к прискорбью, не предпринимал…

Безлюдная дорога, идеальное покрытие, модернизированная разметка и отсвечивающий жестяной отбойник по обеим сторонам. Жена постанывает на заднем и гладит перетянутый ремнями мерно поднимающийся маленький животик.

— Ася?

— … — не отвечает, лишь останавливает руку.

— Придется потерпеть, — ищу контакт с ее глазами в зеркале заднего вида.

Лишь тьма мне отвечает:

«Пошел ты на…».

Здравый смысл подсказывает, что ехать в местную амбулаторию означает сознательно подвергать ее опасности. Во-первых, здесь нет узких специалистов — все медицинские светила давным-давно переместились в область, а во-вторых, здесь нет хирургического отделения. Чем, в сущности, ей помогут в нашей поликлинике? Дадут жаропонижающее, остановят кровь, возможно, сделают УЗИ. В мозгах усиленнее дребезжит до тошноты противный голос:

«Костя, газ в пол. Еще немного поднажми!».

Время… Недавно ведь трындел о важности бережного отношения к бездушному понятию. Мол, мы так нерационально расходуем ресурс, считая, видимо, что драгоценные минуты цикличны и бездумно просранные один раз, они вернутся к нам сторицей, дабы восполнить глупую потерю и дать возможность все исправить, начав с того же места, стерев ластиком прежние помарки.

Маяк… Мой старый дом… Вотчина и маленькая Родина…

Сын всхлипывает и звонко вскрикивает, когда я неосторожно наезжаю передними колесами на невидимый бугор.

— М-м-м! — я вижу, как она подтягивает к подбородку ноги и нехорошо закатывает ставшие бесцветными глазами. — Мы приехали? — Ася тихо стонет.

— Нет.

Оставить сына я могу с людьми, которым безгранично доверяю, и с теми, у кого есть солидный опыт в обращении с непоседливыми крохами.

— Что ты… — она приподнимается, когда я, раскрыв заднюю дверь, протягиваю руки к сыну. — Нет, нет, нет! — визжит, пока вытаскиваю Тимку из установленной между кресел автомобильной переноски. — Пожалуйста. Не отдавай его! Я больше так не буду. Костя-я-я-я!

Хлопок двери отрезвляет разум и вынуждает действовать решительнее. Жена колотит ногами по салону, раскачивая тяжелый крупный корпус. Откуда вдруг такая сила? Без конца оглядываясь на шатающуюся машину, направляюсь к воротам, за которыми находится знакомый до мельчайших подробностей старый двор. Вот, например, высокие цветы с желтыми головками, стеблями от которых меня стегал по заднице отец, когда я вел себя, как бешеная сволочь: бездушно издевался над слепым чудаком, корча папе рожи и вращая растопыренными пальцами у носа, изображая дурачка, выкручивающего небольшие дули. А там был летний домик для Пирата, его сторожевая будка, склепанная наспех и кое-как, в которой он, помалкивал, лишь изредка поскуливая, и прикусив язык, отсиживался, когда со своих гулек возвращался в отцовские пенаты.

«Еще пять дней в городе. Увидимся?» — припоминаю содержание сообщения, которое получил сегодня утром. Все же я скотина! Хороший повод подобрал для свидания с тем, кому намедни дважды нагло отказал…

— Ярослав! — поднимаю голову и устремляю на улыбающегося мне мужчину с одной рукой свои глаза. — Добрый вечер! Тише-тише, — одновременно с этим укачиваю разбушевавшегося на моей груди ребёнка. — Ты…

— Я бы обнял тебя, Костя, но вижу ты уже в объятиях. Что там за шум? — он отвлекается и заглядывает мне через плечо. — Кому так не терпится? — моя жена с остервенением давит на автомобильный сигнал, разрывая мерзким воем перепонки, а Горовой прищуривается, покачивая головой. — Кто-то очень сильный? Кого в заложники взял? Ну, здравствуй, старик, — протягивает свою здоровую правую ладонь. — Как дела?

— Мне нужна помощь, — выдаю рукопожатие и отвожу глаза. — Жена спит?

— Детское время, Красов. У них с ребятами разгул. Даша! — он голосит себе за спину, не отворачиваясь от меня. — У нас тут гости, кумпарсита!

Она… Она… Старшая двоюродная сестра Юлы… В девичестве Смирнова… Мать троих детей, по совместительству любимая жена вот этого героя. Не она, не она, не Юля… Всего лишь Дарья — её сестра!

— Э-э-э, — не торопится Горовая, ступает мягко, то и дело отставляя зад. — Неужели? — подмигивает и ярко улыбается. — Привет-привет! И, как всегда, без предупреждения. Входи! Чего вы там столпились? Глеб, а ну-ка, тише-тише, — обращается к сыну, обнимающему ее колени. — Яся, позови его. Иди туда, — снимает детские ручонки, освобождая свои ноги.

«Костя! Костя! Пожалуйста…» — кричит жена, когда не бьет по «голосу» моей машины.

Тонированные стекла не дают возможности рассмотреть то, что происходит внутри салона, но фантазия нашептывает мне, что Ася поднялась. Она, наверное, сидит на заднем кресле и кричит, вырывая с корнем волосы. Я вижу будто наяву ее густые локоны, струящиеся по плечам и поднимающиеся на затылке. Она, наверное, похожа сейчас на смертельно раненую китовым гарпуном русалку, стремительно идущую на дно, но не желающую умирать, всплыв кверху рыбьим пузырем.

— Привет, Костя! — Дарья раскрывает руки и, отодвинув мужа, обнимает меня, прижавшись грудью к спинке Тимки. — Мы скучали! Красивый такой, поджарый. Ты похудел, Красов?

Убежден, что нет. Возможно, это лунный свет!

— Привет, Дари-Дори, — отвечаю ей.

— А это кто у нас такой тепленький и очень говорливый? — отстранившись на одно мгновение, рассматривает темечко, которое я прикрываю своей ладонью, поблескивая обручальным, твою мать, кольцом.

— Это мой сын.

— Сын? — Горовая наклоняется, просовывая личико между мной и мордашкой барбосёнка. — Привет, детка. Как тебя зовут? А где…

— Тимофей. Его имя Тимофей, Тимоша, Тима, Тимка. Ребята…

— Что-то случилось? — Даша настораживается и устремляет на меня глаза.

«Не смей! Не отдавай его! Я буду хорошо себя вести. Боже мой! Господи! Ма-ма! Ма-мо-чка! Прости меня. Костя, Костя… Я больше так не буду. Всё, всё-всё поняла. Верни его! Не отдавай, он ведь твой. Тимофей — твой сын!» — визжит жена, хлопая ладонями по тёмным стеклам. — «По-жа-луй-ста! Иди сюда…».

— Кто там?

— Вы можете не задавать вопросы?

Даша, округлив глаза и раскрыв рот, поглядывает на Ярослава, который не отводит от меня глаза.

— Что ты хочешь? — Горовой бережно оттаскивает от меня жену, прихватив ее за локоть своей левой бионической рукой.

— Присмотрите за ним, пожалуйста. Это ненадолго! — внезапно уточняю важный фактор времени.

— Кто это, Костя? — встав на цыпочки, Даша рассматривает странную картину, которую для них играет закрытая в моей машине приболевшая Мальвина.

— Жена! — шумно выдыхаю.

— Жена? — изумление и неприкрытый шок? — Яр, ты… Когда? То есть… Красов, ты, что, женат? Давно? Товарищ, ты что-то об этом знал?