— Пожалуйста, — оттаскиваю от себя Тимошку и передаю ей. — Здесь его вещи, — протягиваю Ярославу сумку. — И… Я позвоню. Хорошо?
— Он голодненький? — Даша придавливает носик-кнопочку ребёнку. — Боже, какой он милый. Просто загляденье! А глазки темненькие. На папочку похож, да? Бу-бу-бу! Ты папин принц, боец? Ясенька, помоги мне с сумкой, солнышко. Вот так…
— Здравствуйте, — девчушка десяти-одиннадцати лет совершает неглубокий книксен. — Симпатичный малышок! — подпрыгнув, смотрит на странно присмиревшего Тимошку, сейчас рассматривающего незнакомую обстановку.
— Все, девочки, заходим в дом. Уже поздно! Даш, займись-ка этим пареньком. Он, наверное, намочил штанишки, — подмигивает своим женщинам Ярослав и, обойдя жену и моего ребенка, закрывает за собой дверь. — А теперь серьезно. Цыц-цыц-цыц, детвора! — наигранно рычит, пугая шумную ватагу, которую оставил позади себя. — В чем дело? — и снова устремляет на меня глаза.
— Нам нужно в больницу, — трусливо пячусь, отхожу назад.
— Что произошло?
— Аппендицит, наверное. Я не знаю, — передергиваю плечами, пятерней расчесывая свой затылок. — Не задерживай меня. У нее идет кровь и проклятый жар замучил. А изо рта выплескивается сплошной бред и гребаная ересь. Я ни хрена не понимаю из того, что она лепечет. Зато пылает, как раскаленная духовка, и ничего не соображает, — трещу, не затыкаясь. — Присмотрите за Тимофеем! Это ничего?
— Без проблем, — моргая дважды, как будто подтверждает.
— Буду должен. Сочтемся?
— Проваливай. Будь осторожен! — он поднимает руку и, пару раз взмахнув ресницами, со мной прощается. — Ждем в гости с этой женщиной. Как ее зовут-то, Красов?
— Ася! — отворачиваюсь и вполоборота дополняю. — Я заеду утром.
— Всё будет, хорошо…
На это уповаю и надеюсь!
«Помогите! Кто-нибудь? Где вы? Куда все подевались?» — шепчу, в действительности, не произнося ни звука.
Её распущенные волосы цепляют мою джинсы, хлопают по ляжкам и тянутся тугой верёвкой. Не притормаживая, я прохожу регистратуру, затем взбираюсь по ступеням на второй этаж, ногами барабаню в закрытые на тысячу замков стеклянные двери, прикладываюсь без стеснения спиной и задницей о посты заснувших медсестер и получаю наконец ответ на блядский зов.
Серьезная и злая тетка в накрахмаленном халате, надетом поверх медицинской брючной формы, осматривает Асю, непрерывно шепчущую про то, что я:
«Отдал… Отдал… Отдал… Отдал моего Тимошку!».
— Что произошло? — дежурный врач обращает на меня свое лицо.
— Без понятия, — пожав плечами, отвечаю.
— Что и где болит, зайка? — внезапно добавляет ласку, когда с почти таким же вопросом склоняется над Асей.
— Живот и еще вот здесь, — укладывает ладонь чуть ниже пупка, прикрывая свой лобок.
— Беременность отрицаете?
— Да, — жена тяжело сглатывает. — У меня… — как будто бы теряется, стесняется, наверное, меня, но все же набирается смелости и продолжает. — Киста!
— Дожила, мать! — медработник ярко улыбается. — Пациенты ставят себе диагнозы. Начиталась книжек, родненькая? Справочники, да? По интернету лечимся и операции проводим самостоятельно, подставив зеркальце между ног. Сейчас посмотрим. Тише-тише. Божечки, какие у тебя богатые волосы. Красавица!
— Костя? — Ася поднимает руку и тянется ко мне, отрывая от каталки голову. — Пожалуйста, — кривит губы и негромко всхлипывает.
— Семейный скандал? — покачивая головой, неожиданно заключает «очень мудрый» врач.
— Вы не оставите нас наедине? — шиплю сквозь зубы.
Фыркнув громко, врачиха отклоняется и отходит на каких-то полшага.
— Не отдавай его в детдом, — прикрыв ладонью рот, неспешно заклинает, шмыгая при этом носом. — Если я… Ты ведь его отец! Костя, пожалуйста, помни об этом. Тима ни в чем не виноват. Он очень маленький и беззащитный. Я… Я его мать. Пусть он об этом знает. Сынок тебе не помешает. Только не в приют. Злой отец — гораздо лучше, чем вообще отсутствующий. Я… Это… Слишком поздно… Поняла… Прости меня… Прости, прости, прости меня… Я буду послушной. Такой, как ты хочешь… Господи, я не хочу умирать! Болит все… Горит внутри огнём! Холодно, холодно…
— Заткнись! — я пропускаю между пальцев больничную простынь и хриплю, прикрыв глаза. — Заткнись, черт бы тебя подрал. Я его не отдавал. Это хорошие люди. Мои друзья. Что прикажешь было делать? Тащить его сюда?
А баба-то прислушивается, щурит злые глазки, закусив нижнюю губу, вытягивает из медицинского халата мобильный телефон и четко произносит:
— Охрана… Поднимитесь во второе отделение… Угу… Гинекология… Да… Кудрявцева, София Михайловна… По-видимому, здесь семейный скандал. Жду! Разрешите?
Вот же… Блядь! А я, пожалуй, разрешу!
Асю забирают на УЗИ, я же остаюсь под пристальным вниманием трех уродов в темно-синей форме государственной охраны.
«Юрьев, Платонов, с вами?» — не глядя в раскладку на сенсорной клавиатуре, почти вслепую набираю сообщение.
«Привет, босс! Подлец нас почти раздел. Трусы уже сверкают. Чего тебе не спится, Костя?» — мгновенно отвечает Ромка.
«У меня проблемы» — встречаюсь с крысиными глазами сосунков с наручники, раскачивающимися на их кожаных ремнях. — «Жду Никиту в областной больнице. Гинекологическое отделение номер 2, второй этаж. Сейчас!».
Глава 23
Пятьдесят
«Репродуктивная женская система — непростой и, откровенно говоря, не очень-то контактный организм. Сложное устройство — скрытый от глаз общественности механизм — божественное начало — эксклюзивное и бесценное произведение искусства. Сколько лет практикую, а каждый новый случай неустанно поражает и физиологической сложностью, и беспечностью льющей впоследствии крокодиловы слёзы неугомонной пациентки, оказавшейся в специализированном блоке на операционном гинекологическом столе. Это тайная структура, целостность, несговорчивая натура, та диковинная особь, которая предпочитает жить сама по себе, уйдя в так называемую медицинскую самоволку. Однако, когда дело подходит к оплодотворению, последующему закреплению эмбриона на стенке сильной матки и вынашиванию развивающегося плода, быстро раздающееся брюшко будущей мамы начинает отвечать на задаваемые ему вопросы, например, акушера-гинеколога, а также мужа и отца, с большой охотой. Ну что ж! Все хорошо… О-хо-хо! Хорошо, что хорошо кончается. Она пока в реанимации — такие правила и протокол. Ваша жена получает все необходимые препараты — за это не волнуйтесь, к тому же она подключена к аппаратам, считывающим пики жизнедеятельности ее тела. Прошу меня простить, но Вы ведь неоднократно спрашивали про беременность? Я не ошибся?» — отвлекшись на одно мгновение от речи, заученной, по-видимому, специально для таких вот целей, чтобы пристыдить и покорить тупого визави особой грамотностью и моральной составляющей всего того, чем этот человек и его проверенная временем команда, занимаются, когда не спят, он задавал аналогичные вопросы, с которыми я обратился сразу, как только Асю перевели в хирургию для проведения ургентной операции.
«Да!» — мгновенно оживился и сразу поднял голову.
«Без комментариев и сюрпризов. Всё отрицательно. Однозначно. Безусловно. Ошибки точно нет. Предложенный для вычитки сценарий был, как говорится, по старому учебнику и без случайных непослушных пациентов. Если честно, то немного отлегло от сердца, когда отпал возможный вариант с внематочной беременностью» — пожав плечами, ответил говорливый врач. — «В настоящее время пациентка отдыхает, пока не вышла из наркоза — все в пределах нормы, без эксцессов, а с ней в боксе находится анестезиолог-реаниматолог. Хороший, опытный, можно сказать, высококлассный специалист. Хочу заметить, что вам в чем-то даже повезло. По крайней мере, девочка попала в крепкие, многоповидавшие и многознающие руки. Уверяю, что за ней во все глаза следят» — продолжал вещать спокойный возрастной хирург в старомодных очках, идеально круглых и с роговой оправой, оперировавший Асю на протяжении двух с половиной часов. — «Вы понимаете, Константин?» — под занавес своего ликбеза он гордо выставил подбородок и с вызовом направил на меня глаза. — «Вы услышали всё, что я сказал?».