«Нет».
«Понимаю! Тайны, тайны… Ох, уж эти женщины?».
Одни, черт возьми, проблемы…
— Не голодный? — наклоняюсь над уже куняющим в шезлонге Тимкой. Был вынужден поставить место для детского послеобеденного времяпрепровождения на кухонный стол. — Чистый? Сменил наряд? Всё хорошо? Поигрался? Песни мне попел? Покривился? Поплевал? Поплакал? Ты, друг любезный, даже хорошо покакал! Чего еще, душа моя, изволит? Сисю дать?
Он хлопает ресничками и сладко лыбится.
— Мамы нет, да?
Плохо без неё? Мальчишка на моих глазах становится серьёзным и сводит вместе над нежной переносицей светленькие бровки, формируя возрастной залом.
— Завтра навестим, — отклоняюсь и, прижав подбородок к груди, цепляю пальцами рубашечные петли, освобождая пуговицы. — Отец твой потом провонял, барбос, — лениво поднимаю руку и, скривившись, принюхиваюсь к парующей подмышке. — Пора кому-то в душ?
Сын морщится и бьёт ногами.
— Спокойно-спокойно, милый друг. Это несмертельно. Это мужской дух. Подрастешь — узнаешь. Только… — стягиваю с плеч рубашку, — не спеши с этим. Побудь пузатым малышом и…
Мой телефон молчит! Я застываю взглядом на чёрном гаджете, лежащем возле свесившейся ручки Тимофея. Канал потух, онемел и растерял одного важного подписчика.
«Ася, привет! Как твои дела? Сын передает тебе привет, наш синий лён. Жена, у нас всё хорошо, но он» — я останавливаюсь именно на этом слове, обдумав предложение, сухое местоимение убираю и снова набираю — «но мы скучаем! Цыплёнок, всё будет хорошо» — добавляю ответственный за нежность смайл и отсылаю сообщение.
Прочти, прочти, прочти… Почти маниакально и беззвучно заклинаю! Нет, увы. Спит? Не видит? Игнорирует? Возможно, просто разрядился телефон?
«А если?» — «Нет, нет, нет! Этого не может быть».
Чёртово неведение, впрочем, как и томительное ожидание, ощутимо угнетает. Раскачиваю люльку, сжимая крепко в пальцах пластиковую ручку. Одновременно с этим набираю телефонный номер, который мне оставил тот мудрый доктор.
— Добрый вечер, это Красов, — спокойно, стараясь сохранять терпение и выдержку, представляюсь после резкого ответа «Да!» от вызываемого абонента. — Я хотел бы узнать о состоянии жены.
— Она отдыхает, Константин. Был небольшой кризис, но все разрешилось.
Кризис? Что это значит? Что он имеет в виду?
— Пациентка разволновалась, когда обнаружила себя в палате. Сознание потихоньку возвращается к ней и поведение становится все более неконтролируемым. Ей предложили успокоительное — она не отказалась, поэтому…
— Я заеду завтра утром! — торможу напротив двери в нашу спальню.
— Часы приема посетителей в стационаре с одиннадцати утра. Без исключений. Мне очень жаль. Ей предложат легкий завтрак и проведут необходимые процедуры.
Плевать! Но к сведению, естественно, приму.
— У вас есть отдельные палаты?
— Да.
— Я переведу жену в бокс. Так же они называются? — ставлю переноску на кровать.
— Хорошо. Это Ваше право.
— Я заплачу, — потому как знаю, что такие услуги точно не включены в наш медицинский полис, — за этим дела не станет.
— Место выберете самостоятельно?
— Положусь на Вас.
— Без проблем. Прошу прощения, но… — похоже, кое-кто спешит повесить трубку.
— Вы не могли бы ей на словах кое-что передать? — шепчу, рассматривая пустую комнату сквозь ресницы.
— Конечно. Слушаю Вас, — он громко выдыхает.
Не чахни, дядя. Недолго задержу тебя.
— Тима обнимает свою мамочку, а я целую жену. Пожалуйста, — прошу и сильно дергаю губами.
«Черт!» — только это слово вращается бесконечным повтором в голове. Доктор обещает, подтверждает и моментально сбрасывает вызов.
Оставив сына в безопасном месте и взяв рацию, захожу в ванную комнату, в которой осталось все в том же состоянии, которое здесь красовалось поздно вечером вчера. Её огромная массажная расчёска — делаю себе пометку о том, что эту вещь необходимо взять с собой и об этом не забыть с утра, широкая резинка для волос, слегка потрепанная ночная сорочка, носовой платок, замусоленная тряпка, которой она пыталась «всё убрать», розовый халатик, таблетки с отметкой дротаверина гидрохлорид, постиранные трусики на полотенцесушителе, к которым я прислоняюсь вспотевшим лбом…
«Восстановление будет постепенным. Вы должны понимать, что это не одного дня дело. Операция не сложная, но все-таки ургентная и полостная, поэтому придется делать перевязки и следить за швами. Обрабатывать и не допускать загнивания. Уверен, что к выписке мы не успеем со всем этим разобраться. Слишком малый срок, стежки просто не успеют рассосаться, поэтому…» — я полагал, что кетгут давненько канул в Лету, а подзабытое название служит лишь напоминанием об ушедшем безвозвратно вчерашнем дне, но, похоже, я ошибся, потому как специалист настаивает на том, что шовный материал из кишок крупного рогатого скота по-прежнему стягивает человеческие слои и не дает пойти по швам. — «Константин, Вы меня слушаете?».
«Да!».
«О чем Вы думаете?» — он тронул мой как будто дребезжащий локоть. — «Вам плохо?».
Голова тогда болела и не давала трезво соображать.
«Как ей сказать?» — заикался и мычал.
«Сразу!» — сказал и как отрезал.
Сразу, сразу… А что я должен ей собрать? Разгуливаю из угла в угол, просунув большие пальцы за пояс обмотанного вокруг бедер полотенца.
— Тима, — не глядя, к сыну обращаюсь, — как считаешь, мама не будет возражать, если мы с тобой похозяйничаем в ее шкатулках? М? — остановившись резко, поворачиваюсь к следящему за мной сынишке. — Ты ведь в курсе, где у неё все лежит. Подскажешь?
Судя по всему, наш Тимофей нехило так недоумевает!
За то время, что мы живем с ней, я ни разу не удосужился заглянуть в личный ящик Аси. Не знаю, если честно, с чем такая нелюбознательность связана. Но обстоятельства сыграли против нас, поэтому нет времени на то, чтобы разыскивать в том, что я собираюсь сделать, какую-то глубокую мораль.
«Платья, брюки, кофты, топы — не богатая невеста» — невесомо прикасаюсь к тому, что с методичной аккуратностью развешено на деревянных плечиках. Чересчур открытый сарафан, который я вообще не помню.
— Мама надевала? — снимаю вещь со шкафной трубы.
А сын смешно вжимается головой в кровать!
— Тихо-тихо, — подмигнув ему, смеюсь. — Такое можно носить только здесь и под присмотром? Согласен, парень. Долой? — он крякает и подкатывает глазенки. — Уговорил — пока оставим. Та-а-а-к, а что у нас там?
Твою мать! Чем я занят? Перебираю вещи собственной жены. От осознания факта отскакиваю назад и при этом утешаю сам себя:
— Спокойно, Красов. Не видел женских шмоток, что ли? Не напороться бы на какой-нибудь сюрприз из латекса или экокожи. Хотя, хотя… — теперь хихикая, ехидничаю.
Учитывая её индивидуальные предпочтения в порноиндустрии, сейчас могу ожидать от девчонки чего угодно, в том числе и БДСМ-креста под супружеской кроватью. На последней мысли я присаживаюсь на корточки и все-таки заглядываю туда. Нет, ни хрена! Увы! Однако кое-что другое там точно есть. По крайней мере, в изголовье с женской стороны стоит как будто небольшая обувная коробка.
— Тшш! — шиплю на встрепенувшегося сына.
Он, что ли, в курсе? Вот бандит! Тимофей размахивает ручонками и жалобно вопит.
— А ну-ка! — приставив палец к носу, угрожаю барбосёнку.
В конце концов, не наркотики же там. Чего он разошелся? Сын покрывает мать?
«Для Тимофея» — небольшая пачка пятитысячных купюр подпрыгивает на моей ладони.
«Детский сад» — а вот еще одна такая же.