Выбрать главу

========== At war with ourselves ==========

Небо цвета чернил. Наверное, их пролило некое высшее существо, обитающее среди складок облаков, которое, оставаясь невидимым, все же наблюдало за происходящим внизу.

Трагедия — ползет по утоптанной траве и простирается в заполненном дымом воздухе. Прячется в глубине использованного кем-то Люмоса, делая мир похожим на сумерки, когда за пределами поля — полночь.

Драко сражается, и часть его надеется, что ему не придется самому делать выбор. Тем не менее он также хочет увидеть конечный результат, прежде чем двигаться дальше. Решения всегда рядом; при каждом удобном случае и в любой жизненной ситуации они ждут, чтобы их приняли. Именно эти решения определяют всю вашу дальнейшую жизнь, как бы долго она ни длилась.

Он знал, что здесь и сейчас решения принимаются каждые несколько секунд. Отвернуться или встретиться лицом к лицу, остаться или уйти, защищаться или нападать. Битва — всегда средоточие решений.

Он также думал о сражении как о своего рода игре. Например, игре в карты, покер или снап. Важно, насколько хорошо ты используешь имеющееся на руках, но в итоге все всегда сводится к картам, которые тебе сдают. Удача. Три четверти удачи, четверть умения — вот и все, что у тебя есть для победы или проигрыша. Победный крик или крик поражения. Три четверти удачи, и именно она — самая непредсказуемая.

Война была во многом на нее похожа. Конечно, требовалось умение, иначе… неважно, насколько у тебя счастливая рука… ты в любом случае проиграешь. Но это тоже было удачей. Большой удачей, что все поставили на одни и те же решения. Но сейчас речь не о покере. Ты не просто проиграешь рубашку в гостиной Слизерина. Нет, на кону твоя жизнь, и эта война — самая опасная игра на свете.

Так что, ты свернешь налево или направо? Силуэт впереди может оказаться твоим лучшим другом — так что, ты атакуешь или попытаешься сыграть со временем и подождать, пока дым рассеется? Миллион решений за минуту, и что выберешь ты? Остаться на месте или сделать шаг вперед — любое из этих решений может привести к смерти.

И когда кто-то зовет тебя по имени, ты оборачиваешься или исчезаешь в дыму?

Драко осматривается, поворачивается. Потому что большинство были не настолько хороши, чтобы проклясть тебя в лицо… особенно его соратники. И не это ли самое поганое во всей войне? Когда поднимается дым и не остается ничего, кроме движущихся черных силуэтов, теперь ты сам по себе. Ведь ничто не может защитить от чужого страха. От чьего-то желания жить и возможности сделать еще один глоток, чего бы это ни стоило.

Так что он осматривается — и это правильное решение. Осматриваться — хорошее решение, а вот поворачиваться, возможно, нет.

***

Его губы были горячими, язык обжигал, собирая пот с ее плеча. Он врезался в нее членом в неровном темпе, подгоняемом первобытным инстинктом. Его разум был слишком занят мыслями — так близко, так близко, так близко, — чтобы обращать внимание на ритм своего тела напротив ее.

Он переместил ее так, чтобы она обхватила ногами его бедра, ногтями впившись в его плечо. Она протянула руку между их телами, желая кончить прежде, чем все закончится, и коснулась клитора два… три… четыре раза.

Она едва осознавала, что голова дернулась назад, ударившись о дерево, что глаза закрылись, а пальцы ног поджались, когда она выкрикнула что-то бессмысленное в суровую зимнюю ночь. Даже не обратила внимания, когда он укусил ее за плечо, разрывая кожу, и, на мгновение прижавшись, вздрогнул.

Царапины на ее спине полностью зажили к их следующей встрече, но она боялась, что ее здравый смысл безвозвратно разрушен.

***

Драко не мог перестать думать, зачем она вообще окликнула его. Как будто она не могла просто уйти, потому что это нарушило бы какой-то моральный кодекс, хранящийся внутри ее маленького грязного сердца. Он думал, что она уже дошла до предела в отношениях с ним. Видимо, ему оставалось просто дождаться этого ощущения завершенности.

Госпожа удача официально покинула эту часть поля боя. Принятие решения откладывается, чтобы помочь оплакать потерю.

Противник стоял напротив, между ними простирались два с половиной ярда запретных воспоминаний и военных действий. Ее взгляд был спокоен, выражение лица холодное и собранное, поза — напряженная и жесткая.

Именно тело выдавало ее чувства. Именно тело всегда выдавало их. Все могло оставаться совершенно пустым и бесстрастным, но вдруг ее спина выгибалась дугой, а губы приоткрывались, и он все понимал.

— Грейнджер.

***

Они не занимались любовью. Они не сношались, не занимались сексом. Это даже не было просто перепихоном.

Они трахались.

Простейшие низменные инстинкты. Обнаженные и настоящие, без какой-либо ванильной чепухи или романтизированных представлений. Они безжалостно тянули и царапали, скручивали и кусали. Всегда с грубостью, злостью, нежеланием… и нуждой.

Ему довелось узнать, что Гермиона Грейнджер говорила полнейшие непристойности, когда он брал ее, поставив на четвереньки, ударяясь яйцами по заднице. Она же узнала, что у Драко Малфоя был фетиш — он любил наблюдать, как она ласкает себя, распластавшись перед ним, пока дрочил ей на бедра.

Это было грязно, это было первобытно, и это было совершенно необузданно.

***

Он никогда не думал, что увидит ее в бою. Еще до того, как они начали свою вероломную деятельность. Он просто не думал, что подобное случится. Но все равно приготовился к такой возможности. Представил выражение ее лица прямо перед тем, как на нее обрушится проклятие, или то, как она упадет, вся такая храбрая… и абсолютно глупая, потому что не убежала от него сразу.

Через некоторое время он перестал об этом думать. А какой смысл размышлять о том, чего все равно не случится? У него были дела и поважнее. Например, Уизли.

Так что вопрос был не в том, что он оказался не готов, потому что Драко редко — если вообще когда-либо — был не готов. Удивленным его тоже нельзя было назвать. Возможно… незначительно взволнованным. На самом деле он не хотел ее убивать. Ведь где-то здесь бродил Гарри Поттер, и кому нужна какая-то Грейнджер, когда можно заявить, что убил Поттера? Он был чистым золотом. Гребаный золотой трофей.

…а она. Она была коричневой. Совсем как ее глаза, волосы, веснушки, странное родимое пятно в форме сердечка справа на бедре. Коричневой, как дерьмо, нечистоты и ее кровь. Коричневой, как грязь. Любой, у кого было хоть немного мозгов, — не говоря уже о Драко с его интеллектом, — знал, что золотой превосходит коричневый.

Поэтому он желал золота. Он не хотел убивать чертову Гермиону Грейнджер.

***

Одной рукой он удерживал ее за плечо, фактически прижимая к кровати. Другой — прихватил за бедро, наблюдая за тем, как ее груди подпрыгивают в такт его толчкам.

Слова, вышедшие из его рта, были подобны рвоте. Он до сих пор не знает, зачем их произнес:

— Мерзким грязнокровкам не место на войне. — Они встретились взглядами, и Гермиона прищурилась.

Она поджала губы, и Драко вздрогнул, когда она ногтями впилась в его спину. В ответ он еще сильнее толкнулся в нее, с вызовом изогнув бровь, и опустил руку с ее плеча, чтобы яростно сжать сосок.

Драко понятия не имел, что у этой девицы хватит сил оттолкнуть его таким образом. Он видел причину в том, что она застала его врасплох. В конце концов, они трахались уже шесть месяцев, и она ни разу не останавливала его, пока он не кончит.