— Редькин, разговорчики…
Черные динамики похрипывали, потрескивали — казалось, в них кто-то шепчется.
— Бреемся, набриваемся, — вдруг раздражился командующий, — все бреемся… Брито-стрижено да еще надушено… — он втянул ноздрями воздух. — До чего ж я не люблю, когда командиры духами душатся.
— Это не командиры, — сказал начштаба Зубов, — это Зина.
Зина вспыхнула, опять поджала тонкие губы, ушла в свой «саркофаг» и загремела чайником.
— Водки бы выпить, что ли, — сказал командующий, — знобит меня чего-то, не пойму отчего…
Он сам зашел в «саркофаг», налил себе рюмку водки, насыпал перца, понюхал, но пить не стал, а опять кругами пошел по командному пункту.
— Я ему дал пить, — вдруг громко, так что, казалось, на нем треснет материя, крикнул динамик, и все вздрогнули. — Я ему, товарищ майор, хорошенько дал пить, вот он и пьет, товарищ майор. — И голос исчез, как выключился.
Динамики тихо потрескивали.
И вдруг другой сердитый голос сказал из динамика:
— Нахожусь над аэродромом, не зевайте, товарищи.
— Гречишкин выскочил, — сказал Зубов, — сейчас они их примут везде. Точненько выскочил, точненько. Все будет в ажуре, все будет в ажуре.
— Есть радиоперехват, — закричал оперативный из-за перегородки. — У немцев тревога по всему побережью.
— Нахожусь в районе цели, — опять заговорил репродуктор. — Конвои следует по своему маршруту. Букет, я — Ландыш… Имею незначительные повреждения. Прием, прием…
Командующий быстро прошел в угол и повернул к себе микрофон, зачем-то дунул в него и заговорил;
— Я Букет, я — Букет, вы слышите меня, Ландыш? Если можете, оставайтесь в районе цели. Если можете, оставайтесь в районе цели.
И опять наступила тишина такая, что вдруг стало слышно, как у столовой гремят бидонами и два голоса ругаются — мужской и женский.
Аэродром лежал перед КП — он казался пустым и стылым. Чадили синими дымками «пожарки», шлепала по заливу нефтеналивная баржа, быстро и деловито пробежал на своих ревматических лапах ярко-желтый Долдон.
Телефонист осторожно продувал телефонные трубки. Зина в своих больших сапогах ходила на цыпочках. И вдруг громкий, резкий, напряженный голос загремел из обоих репродукторов:
— Вижу корабли противника. Вижу корабли противника. Левкои, вперед! Левкои, вперед!
— Штурмовая пошла, — тотчас закричал оперативный за перегородкой. — Штурмовая пошла, пошла штурмовая!
— Выхожу на цель, — сказал еще один голос в репродукторах.
— Над целью, — закричал тенор, — за мной, товарищи! Бей во все колокола!
— В ажуре, — крикнул Зубов, как будто его могли услышать, — в ажуре, в ажуре!
Теперь репродукторы кричали непрерывно:
— Гвоздики, Гвоздики, я свой. Гвоздики, Гвоздики, вас четверо, я — пятый.
— Маки, я Фоменко, я Фоменко, Маки. Развернуться фронтом, идем в атаку фронтом. Атака! Атака! Атака!..
— В ажуре, в ажуре, — повторил Зубов, резко встал, толкнув при этом стол и уронив поднос со стаканами на цементный пол. — К счастью, к счастью, посуду бить к счастью, не подбирай ты ее, Зина, прошу тебя.
— Колдуешь, Зубов, — сказал командующий.
По полю проехал грузовик, груженный лопатами. Мухин мыл горячей, парящей на ветру водой машину командующего, смешно выставляя в длинных руках швабру, чтобы не перепачкаться.
— Атака! Атака! Атака! — повторил Фоменко.
Его «маки» шли за ним низко, почти над самым морем, строем фронта, крутолобые, безжалостные тяжелые машины, горькое и отчаянное порождение военной науки.
Конвои пытался поставить вокруг транспортов завесу из химических шашек, но из этой затеи ничего не получилось, дым сносило в сторону. Транспорты по-прежнему шли, словно голые. Только белые клубы катились по воде вокруг. Эсминец ударил по торпедоносцам главным калибром и словно оброс белым разряженным воздухом. Выли сирены транспорта. Маленький тральщик уже горел розовым веселым пламенем.
— Атака, — опять сказал Фоменко, выбирая себе взглядом транспорт побольше, вот этот, кажется, самый большой, и хриплым голосом спросил: — Штурман, второй в ордере — наш, идет?
— Идет, — ответил штурман.
Разорванные облака закрыли на мгновение плексиглас перед Фоменко. Потом транспорт вновь открылся. Оттуда и с других транспортов и с кораблей сопровождения к ним потянулись изгибающиеся цветные трассы.
— Вправо, командир! — сказал штурман по СПУ. — Еще доверни чуть вправо.
В это мгновение снаряд разорвался перед Фоменко. Снаряд разорвался, и все сразу вспыхнуло вокруг. Но вперед было видно и вниз было видно.