Пленников загоняли по трапам в летательные аппараты. Она была довольно далеко от них: даже включив увеличение шлема, не смогла никого узнать. Можно было только сосчитать, и Келли насчитала шестнадцать человек, троих из них тролли несли, очевидно раненых.
Без нее и полковника оставался двадцать один человек. Значит, пятеро ее товарищей пали в бою. Кто они — она не знала.
Глаза жгло, но Келли не плакала. Она старалась не утратить самоконтроль.
Она никогда не думала о людях, которых сейчас уводили прочь, как о своих друзьях. Знакомые, товарищи по оружию, члены одной команды, сослуживцы… Дружба требует эмоциональной самоотдачи, на которую Келли просто не была способна, так она считала. Но отношения с этими людьми все же были особыми, и они складывались в течение долгого времени.
Иногда ей казалось, что она вообще не может дружить с людьми, но, глядя на уводимых под прицелом товарищей, она поняла, что в каком-то смысле была с ними близка. Они, казалось, понимали ее человеческие слабости, ее неуклюжесть в общении с другими людьми. Даже полковник Страйкер был ей сейчас мил, несмотря на чрезмерную прямолинейность и жесткость, вроде утренней придирки к прическе или — она внутренне вспыхнула — того, как он совсем недавно выпроводил ее из командного кресла в «Викторе». Конечно, ей и в голову не могло прийти рассматривать его как друга, о начальстве так не думают, но она знала, что полковник, в полном соответствии со своими служебными обязанностями, заботился о ней, как и обо всех остальных своих подчиненных.
Все это больше не имело значения. Страйкер был с «Виктором», остальные убиты или в плену. Она осталась одна и могла в любой момент быть убита или захвачена. Что же делать?
Наконец, когда последний из троллей поднялся на борт и флаеры взвились, сопровождаемые пыльными вихрями, Келли решилась позвать на помощь, даже с риском быть обнаруженной.
— «Виктор»! — позвала она. — «Виктор»!..
Я дерусь за жизнь.
В этот раз натиск врага четко направлен и координирован, каждый маневр продуман, атаки эффективны. Я попытался выйти из ловушки, которую они мне готовили, но двое из атакующих на большой скорости отрезали мне отход и попутно сбили один из моих летающих танков. Я рванулся на большой скорости к одному из Боло, которого обозначил как Дельта Два, обстреливая его минами и кинетическими снарядами, одновременно стреляя из главного калибра, но сразу же трое других оказались сзади. Они нанесли кормовой части существенный урон. 78,5 процента наличной вспомогательной огневой мощи я вынужден затрачивать на защиту от обстрела.
— «Виктор»! «Виктор»! — слышу я вызов по тактическому командному каналу. Голос лейтенанта Тай-лер. — «Виктор», здесь… Туча. Ответь, пожалуйста.
— Туча, я Громобой, Боло серийный номер 837986.
— «Виктор», боже мой… На нас напали. Всех, кроме меня, убили или захватили и увезли.
— К сожалению, сейчас я не могу ничем помочь. Обратитесь к авиации, в районе патрулируют «Колдуны».
— Нет их, «Виктор», нет, все ушли. Никого не осталось, кроме тебя!
Судя по голосу моего командира, она близка к полной физической и психической беспомощности, «растерялась», как выражаются люди.
Я заметил, что человеческая реакция на опасность зависит от множества факторов, включая
возраст и семейное положение. Молодые индивиды часто более порывисты, более отважны, но менее устойчивы перед лицом серьезной угрозы. Старшие более консервативны, осторожны и менее склонны рисковать, но спокойнее воспринимают опасность, возможно в силу опыта и некоторого специфического навыка. Наиболее осторожны и не склонны к риску состоящие в браке.
Келли Тайлер не замужем, порывиста, но к критическим ситуациям непривычна, неопытна. Для боевого командира это серьезный недостаток.
Взвешиваю, следует ли доложить об этом ее командиру, каковым в отсутствие майора Филби является полковник Страйкер.
Без сомнения, момент для. этого сейчас неподходящий. Надеюсь, позже представится более удобный случай.
— Оставайтесь, где вы находитесь, мой командир, — передаю я ей. — Я прибуду, как только смогу.
— Поторопись, «Виктор»!
— Сделаю все, что в моих силах. Предлагаю закончить сеанс связи, враг может засечь ваше местоположение.
— Х-хорошо, «Виктор». До связи.
Этот радиообмен меня беспокоит. Наличие людей в моей боевой зоне сильно мешает, сокращает мою эффективность и затрудняет достижение поставленных целей. Боевые единицы типа Боло ведь и были введены в человеческие войны из-за неспособности органической материи выжить в сложных боевых условиях.
Если бы были какие-либо средства для удаления их из зоны ведения боя…
Страйкер с трудом воспринимал отдельные фрагменты происходящего, несмотря на то что его имп-лант был полностью задействован в боевой сети данных «Виктора». Прямой интерфейс на нейронном уровне должен был дать ему возможность следить за процессом принятия решений и действиями боевой машины, но вместо этого Стайкер вообще почти ничего не воспринимал.
Изображение на кольцевом голографическом экране представляло собой бесконечную смазанную мешанину черных, ржавых и рыжих пятен, облаков пыли и обломков, ослепительных даже при убавленной яркости изображения вспышек взрывов и наложенных на все это искусственным интеллектом машины векторов, позиций, характеристик вражеской техники и обстановки.
От импланта была несомненная польза, но скорость реакции и мышления «Виктора» настолько превышала человеческую, что Страйкеру приходилось туго.
Ему не помогало то, что эйф кипел г> крови. Он загонял инстинкт самосохранения в те же глубины, что и память о пережитом, и это лишало остроты реакцию Страйкера.
— «Виктор», — не выдержал он, — у меня трудности с восприятием. Можешь усилить выход?
— Это нежелательно, полковник. — Пауза. — Полковник Страйкер, ваш имплант химически блокируется на уровне нейрорецепторов. Полагаю, что в этом причина нарушения воспринимаемости сигнала. Усиление сигнала чревато необратимыми отрицательными последствиями для вашего организма.
— Плевать! Увеличь выход, «Виктор»!
— Я вынужден отказать вам, полковник. Это скажется на вашей способности здраво судить об обстановке и принимать адекватные решения.
И он ничего не мог сделать, только вцепиться в подлокотники кресла и проглотить все это. Черт, лучше бы он остался с людьми, на судне.
— Только что состоялся сеанс связи с моим командиром, — сказал Боло через мгновение.
— Лейтенантом Тайлер? Что случилось?
— Она сообщила о нападении на командную капсулу. Ей удалось спастись, но весь личный состав штаба четвертого полка и команда судна убиты или захвачены в плен.
Это новость оглушила полковника. Страх смешивался с чувством вины. Если бы он был с ними…
Если бы он был с ними, его бы убили или захватили в плен. Его присутствие ничего бы не изменило.
Но…
— «Виктор», кто убит? «Карла иногда теряет голову, и не в ее правилах уступать, сдаваться. Если она…»
— Неизвестно, полковник. Лейтенант Тайлер не сообщила.
— Потрясающе. До одурения потрясающе.
Правая рука Страйкера потянулась к нагрудному карману, в котором лежала одна-единственная таблетка эйфа. На судне в его шкафчике был запас, но… существовало ли еще судно? Может быть, это его последняя таблетка. Вообще последняя в жизни.
И тут его захлестнула волна возмущения. «Послушай, Страйкер, обратился он сам к себе. — Если бы ты не был на эйфе, тебе не захотелось бы покататься на Боло, ведь так?»
Ему не хотелось признаваться даже самому себе, не хотелось думать об этом, но он достаточно привык к дисциплине, чтобы понимать, что нужно признавать факты. Он вспомнил свой спор с Келли Тайлер, вспомнил, как он отмел все ее возражения. Он помнил свою самоуверенность и осознал, что его голосом говорил эйф.