— А самого Кургота ты видел?
— Благодарение теням, нет.
— Да… Повезло.
Каватина лгала: она была бы счастлива скрестить мечи с огненным великаном — по слухам, наполовину демоном. Впрочем, надо полагать, после падения города на улицах Маэримидры хватало и других достойных противников. Интересно, была ли краун, с которой они сегодня сражались, единственной служительницей Кайрансали, убитой Кбрасом?
Она оглядела залитый лунным сиянием лес:
— Думаешь, там еще есть они? Мстители?
— Нет. — Он набросил на труп еще хвороста. — Лунная крыса говорила только про эту. — И добавил, оглянувшись через плечо: — Ты знаешь молитву, чтобы развести огонь?
— Нет.
Он вздохнул, развязал шнурок, которым арбалет был привязан к его руке, и отсоединил лук от остального механизма. Потом подобрал подходящую палочку.
Каватина убрала меч в ножны и смотрела, как Кбрас наматывает на палочку тетиву. Он проковырял углубление в обломке ветки, установил в него палочку одним концом и добавил немного сухого мха. Потом начал энергично двигать луком взад и вперед, крепко придерживая палочку за верхний конец и заставляя ее быстро вращаться. Через некоторое время основание ее задымилось. Мгновением позже крохотные язычки пламени с треском охватили сухой мох. Кбрас раздул их, постепенно подбрасывая хворост. И вскоре уже пылал костер.
Пламя лизало одежды неумершей жрицы, обращая их в пепел. Потом огонь охватил и тело. Оно горело быстро и жарко, истаивая, как свеча. Кбрас перекатил в костер голову. Воздух наполнился запахом горящей кожи.
Пока голову пожирал огонь. Каватина придвинулась поближе к Кбрасу. Ночная Тень без всякого выражения смотрел, как языки пламени пляшут на иссушенной плоти. Каватине хотелось узнать, была ли краун красива при жизни и любил ли Кбрас когда-то эту женщину. Потом она вспомнила, что у них в Подземье все это делалось иначе. Когда женщины хотели мужчин, они просто «брали» их. Если так, неудивительно, что Кбрас не выказывает никаких эмоций.
Каватине было интересно выяснить, как удалось изгнать из города орды неумерших Кайрансали, а еще интереснее — послушать про Кургота Дьявольское Отродье. Она повернулась, чтобы расспросить Кбраса про гибель и освобождение города.
Он исчез.
ГЛАВА 3
К'арлайнд стоял возле рабочего стола, на котором были разложены его свитки и компоненты для заклинаний. Он смотрел, как дергар — специалист по обработке металлов — заталкивает тигель с длинными ручками в печь с темным огнем. Пот бисером усеивал плешивую голову металлурга и струйками стекал по вискам в серо-стальную щетину на щеках и подбородке. Дергар равнодушно смотрел на темный огонь, облизывающий дно керамической чаши. Он стоял настолько неподвижно, словно тело его было вырублено из серого камня. Его руки с короткими толстыми пальцами были сплошь в мелких белых пятнах — следах ожогов от капель расплавленного металла, но сжимали тигель с уверенностью солдата, держащего пику.
От магического темного огня было много жара, но совсем не было света. Языки пламени, мерцающие в печи, были черны, как пляшущие тени. Угольно-черный дым струился из трубы в верхней части печи и, закручиваясь, исчезал внутри полого сталагмита — работы Дарблета. В вершине сталагмита было проделано отверстие, чтобы выходил дым. Далее он поднимался к потолку пещеры, смешиваясь там с дымами множества других плавилен и печей. Его струи лениво вились вверх, в конце концов исчезая в однонаправленном портале в центре пещеры, выводящем его на поверхность земли.
Когда медь в тигле превратилась в раскаленную жижу, Дарблет вытащил чашу из печи и покрутил ее перед К'арлайндом. Маг взял свиток и простер руку над чашей, ощущая жар, исходящий от расплавленного металла. Читая пергамент, он поочередно скрещивал пальцы, распрямлял их, от указательного до мизинца, и вновь повторял жест. Потом он сжал пальцы в кулак, словно захватывая горячее марево, висящее над чашей.
Когда К'арлайнд разжал кулак, фиолетовые искорки сорвались с его ладони и рассыпались по воздуху. Пораженный, он отдернул руку. Опять все то же — очередное проявление эффекта, отравляющего жизнь мудрецам из Колледжа Прорицаний. На протяжении последних двух циклов всякий раз, как кто-либо в городе творил заклинание провидения, на его руках или губах вспыхивали яркие искорки магического огня — что бывало порой до крайности неудобно, когда требовалось проделать все втайне. Похоже, это не зависело ни от силы или слабости прорицающего заклинания, ни от умения самого прорицателя, ни даже от способа прорицания. Маг, колдун, бард или клирик — результат всегда был один, если только заклинание творил дроу, — незапланированные вспышки волшебного огня. И становилось все хуже. Два цикла назад это было слабое, едва заметное мерцание; теперь оно превратилось в яркие потрескивающие искорки.