– Опять ты за свое, допишу, не сомневайся, приедем в лагерь, так сразу сяду за эти, столь тобой горячо любимые, писульки.
– Я думал ты любишь писать письма – корнет испытующе посмотрел на ротмистра.
– Будь уверен, так оно и есть. Но есть всему разумные пределы. Мне и писать-то то нечего. А уж тем паче учитывая твою просьбу. Не могу я даже представить, что это мое последнее письмо. Ну не могу и все тут. – Жорж так увлекся объяснением, что проглядел ветку, которая сшибла с него головной убор. Друзья остановились.
– Будь по-твоему, не можешь и не надо, но просто напиши все, что хотел бы сказать, иного и не надо. Потом уже будет поздно.
Ротмистр, не слезая с коня, подхватил с земли фуражку, крякнул, отряхнул ее от грязи и надел. Подумал немного, после чего произнес: «А сам-то, будь так добр, напиши такое же письмо, а после мы и обменяемся ими. И когда тебя, а быть может и меня, хотя сомнительно, убьют, письмо это отправится к адресату. Что скажешь?»
– Мне некому писать. Подъезжаем, господин ротмистр.
Они действительно выехали к биваку. Сдали коней встречавшему их ефрейтору, выслушали доклад и прошли в палатку ротмистра. Андрей зажег лампу и поставил на стол, Жорж разложил карту и прижал ее углы. На двух углах лежали книги, на одном стояла рюмка, а на четвертый угол он положил фуражку.
– Итак, нужно отметить ту возвышенность и просеку. Как сильно мы удалились от крепости? – Ротмистр уперся руками в стол и пристально вглядывался в карту.
– От Осовца, от передовых позиций или от Белостока? – Андрей встал у другого края стола и, выудив бинокль из футляра, стал пристально его рассматривать.
– Послушай, от крепости значит от крепости. Мне кажется, я выразился совершенно ясно.
– Тогда ты выставишь неверную отметку, выставляй относительно передовой. Десять верст. – Корнет положил бинокль на стол и ковырялся в нем ножом.
– Не могу найти, вероятно, карта уж слишком неточна. – Жорж наклонился к самому столу, едва не коснувшись носом бумаги.
– Выстрой равнобедренный треугольник. Основанием его будет Осовец и Белосток. Отметь вершину. Потом от нее на восемь часов, дайка подумать, да все верно, три сантиметра по карте.
– Равнобедренный говоришь – казалось ротмистр в отчаянии.
– Я сам отмечу, ты лучше письмо напиши, тем более, что с картографией у меня дела обстоят не в пример лучше твоего.
Каждый занялся своим делом. Андрей в неверном свете лампы корпел над картой, Жорж, в столь же неверном свете той же тусклой лампы писал письмо. Иногда он кряхтел, охал, ахал и фыркал. Начинал вдруг ходить по комнате или, теряясь в мыслях, долго смотрел в одну точку. Наконец победно воскликнул, выудил откуда-то бутыль спиртного и рюмку. Налил и стал озирался в поисках второй. К тому моменту корнет не только сделал все необходимые пометки на карте, но и исправил бинокль, который, в последнее время, так и норовил разделиться на две подзорных трубы. Жорж подошел к столу и налил в ту рюмку, что прижимала угол карты, пролив при этом пару капель на бумагу.
– За нас! – И не дожидаясь выпил.
– У меня просто нет выбора, за нас! – Андрей опрокинул рюмку, занюхал фуражкой Жоржа. Карта, лишенная груза с одного края, скрутилась в рулон.
– Держи, глуповатое вышло письмецо.
– Уверен, что написал то, что действительно хотел сказать? – спросил корнет убирая письмо в карман.
Где-то в ночном лесу раздался хлопок. Звук разлетелся по всей округе. Корнет не мог его спутать ни с чем.
– Это выстрел! – Он удивленно посмотрел на ротмистра.
– Брось, кому бы тут стрелять.
В палатку влетел вахмистр и затараторил: «Господин корнет, ой, господин ротмистр, стреляют никак, так я уж велел седлаться, а Гришка»…
– Да уймись ты! Отставить седлаться, некому тут стрелять. Дерево сухое упало. Иди спать. – Жорж зло поставил стакан на стол. Растерянный вахмистр вышел.
– Я уверяю тебя это выстрел. Сомнений нет и быть не может, револьвер!
– Поди вон, будь так добр, картой сам займусь. – Жорж смотрел куда-то в пустоту.
Андрей вздохнул, надел фуражку и вышел из палатки, будь тут дверь, так он бы непременно ею хлопнул бы.
Все началось в так называемую собачью вахту, в предутренние часы, когда веки даже самого добросовестного караульного начинают смыкаться. На бивак напали. Шквал пуль ударил из леса, следом полетели гранаты. Ротмистр не спал, а потому при первых звуках выстрелов он надел фуражку, оправился и вышел из палатки. Послышались разрывы гранат, благо он находился в центре лагеря, и никакой возможности добросить сюда гранаты враг не имел. За разрывами послышались крики раненых, потом команды вахмистра и урядников. Жорж быстро зашагал к палатке Андрея, на ходу отдавая приказы: «По коням, драгуны в арьергарде, шестой полуэскадрон в авангарде»! А стоит ли под огнем вскакивать в седла? Скольких достали немецкие пули? Господи, да почему же так случилось. Много мыслей проносилось в его голове, пока он разыскивал Андрея. И все это время свистели вокруг пули. Ему хотелось пригнуться, прижаться к земле, но нельзя, не поймут ни свои, ни враги. Прямо перед ним пуля навылет пробила казаку голову. Вошла сквозь зубы в рот, почти не оставив следа, а вышла вырвав огромный кусок мяса из затылка.