На этот раз она оказалось не заперта, я благополучно выбрался на лестницу и стал спускаться, мучительно соображая по пути, почему так получается, что всякая промежуточная победа Добра является ступенью к окончательному торжеству Зла. Ответа так и не нашёл, зато когда миновал второй ярус, вдруг с ужасом обнаружил, что не спускаюсь, а поднимаюсь. Да-да, поднимаюсь. Иду вверх по лестнице, ведущей вниз. И пока пытался понять, что это означает, вновь оказался перед дверью в обитель претёмного усмирителя. Очень мне не хотелось открывать эту дверь. Совсем не хотелось. Но я её открыл. Вопреки своей воле. И вопреки же своей воле, прошёл внутрь.
Претёмный усмиритель уже не плакал. Кутаясь в балахон, он стоял у своего любимого окна спиной к двери.
— Отпустил, а потом передумал? — спросил я прямо с порога голосом полным упрёка.
Он помолчал, потом сказал, не оборачиваясь:
— За мелкими птицами устает следить взгляд. Ввинчиваются в небо и пропадают. Не уследишь.
— Это мне всё равно. Скажи лучше, зачем вернул?
— Видишь ли, дракон… — Претёмный медленно повернулся ко мне. — Видишь ли… Вот, что я тебе хочу сказать. Мир, который держится на этически двусмысленных принципах, крайне…
— Да-да, слышал уже. Мир такой крайне суров. А ещё я слышал, что угроза должна быть ликвидирована любой ценой? Не так ли?
— Вот именно.
— И в чём угроза?
— В тебе, дракон. Даже так: ты и есть угроза.
Я нервно хохотнул:
— И кому же это я угрожаю? Тебе, что ли, претёмный?
— Нет, не мне, — мотнул он головой, — но константности нашего колдовского мира.
— Ах, вот как. Понятно. Я не в тебя стреляю, а во вредное нашему делу донесение. Так, претёмный? Боишься, что тайной твоей шантажировать тебя буду? Напрасно. Впрочем, переубеждать не буду. Сдаётся, напрасный труд.
Выплеснув всё это с обидой, я устало плюхнулся в кресло, вытащил сигареты и закурил.
Претёмный тем временем подошёл к столу, взял с него свой магический жезл, увенчанный засушенной лапой какого-то зверька, и произнёс сочувственно:
— Зря ты, дракон, ввязался в эту историю. Зря. И мне искренне жаль тебя. Поверь.
— А ты меня, дядя, не жалей, — выпустив порцию дыма, попросил я. — Ты себя пожалей. Я умру с честью, а ты как был сукой, так сукой и останешься. Думаешь, я не понимаю, что идея Атаки — это твоя идея? Понимаю. Прекрасно понимаю. Откуда Поль мог узнать, где находится Тайник? Только от тебя. Ты подсказал. Подсказал, науськал и подставил. Вёл игру и выиграл. Никого не пожалел, ни чужих, ни своих. Мало того…
— Хватит! — не выдержал претёмный, тотчас взмахнул жезлом и, выпустив на волю несколько волшебных птиц, наслал на меня убийственный поток Силы.
Я был к этому готов. Я был к этому готов с той самой секунды, как только вошёл сюда. Я был готов к этому настолько, что уже давным-давно сжимал в левой руке бляху Варвары. Осталось только, с благодарностью вспоминая милого агента карагота, произнести подсказанное управляющее заклятие и сотворить из высвобожденной тёмной Силы какую-нибудь крепкую броню.
Я успел и произнести, и сотворить.
Откинув сигарету в сторону, произнёс:
— Mea maxima menda.
И сотворил вокруг себя Зеркальную Сферу.
Что было сразу после этого, помню смутно. А несколько мгновений — так жёстко накрыло грохотом и сиянием — просто напрочь выпали из жизни. Одно только знаю точно: светился почему-то звук, а громыхал свет. Ну а потом, когда уже отпустило, нашёл я себя всё в той же комнате, только уже сплошь усыпанной осколками Зеркальной Сферы. И в каждом из этих тысяч, тысяч и тысяч осколков махал руками, к чему взывал и о чём-то молил некогда такой величественный, а сейчас такой ничтожный Жан Калишер. Бывший претёмный усмиритель. Отставной глава Великого круга пятиконечного трона. Отныне — раб разбитой Сферы.
Я не поленился и подобрал один осколок. Глянул на яростно жестикулирующего страдальца и сказал ему:
— Не шут совал, сам попал. — И уже бросив осколок на пол, добавил с презрением: — Неудачник.
Пошёл на выход, однако через три шага вспомнил о Послушном кубике, который, оказывается, вовсе никакой не Послушный кубик, а некий таинственный маргалдос. Ну а как вспомнил, так сразу его услугами и воспользовался. Заказал четвёрку, произнёс, что положено, подкинул, поймал и сам не понял, как оказался в Пределах. Всё произошло так быстро, что умом охватить не сумел. Вот только ещё стоял у двери в чужой башне, а вот уже стою перед дверью в собственную квартиру.
Звонить не стал, полез за ключами, но только их вытащил, замок щёлкнул и дверь открылась.
— Никак, почуял? — спросил я у Ашгарра, переступив порог.
— Почуял, — ответил поэт. — И как ты пришёл. И всё, что было до этого.
Всё его лицо было обезображено глубокими царапинами. Некоторые из них он уже аккуратно замазал йодом, а некоторые ещё нет. Похоже, я застал его в самом разгаре нанесения макияжа. Обведя рукой овал своего лица, я уточнил:
— Это тебя Лера так уделала?
— Ну не сам же я себя, — хмыкнул поэт.
— Как она сейчас?
— Сейчас нормально.
— А было как?
— Лучше, Хонгль, не спрашивай.
После этих слов он исчез в ванной, откуда доносился звук бьющей о раковину струи, а я, скинув куртку и ботинки, прошёл в его комнату.
Лера сидела на кровати и пила из моей кружки с трещиной в виде буквы «Л» что-то пахнущее мёдом, чабрецом и мятой. Выглядела девушка измученной, она заметно осунулась, лицо её было бледным, вокруг глаз темнели круги. Однако, увидев меня, она хорошо улыбнулась и воскликнула радостно:
— Ой, шеф!
— Как ты тут? — спросил я, присев рядом.
— Теперь хорошо. А ещё недавно плохо было. Ох, как же мне было, плохо, шеф. Так плохо, как никогда плохо не было. Артём Владимирович сказал, что меня отравили. Это правда?
— Да, детка, это правда.
— А кто это сделал?
— Нехороший один человек.
Девушку тотчас вскинулась:
— Когда? Как? За что? Что я ему такого сделала?
— Успокойся, детка, — погладил я её по руке. — Забудь об этой истории, как о страшном сне. Всё уже позади. Ты здорова. Забудь.
Он понимающе кивнула, помолчала немного, потом поставила кружку на тумбу и произнесла мечтательно:
— Артём Владимирович сказал, что за каждым плохим человеком однажды прилетит такой дракон, который есть ангел возмездия. Вот бы и вправду так было.
— Так оно так и есть, детка, — покивал я. — Так оно и есть. Прилетит. За каждым. Обязательно. Рано или поздно.
Лера улыбнулась:
— Вы, шеф, так говорите, как будто драконы на самом деле существуют.
— Сомневаешься?
— Немножко.
— Тогда я тебе, детка, вот что скажу. Может, существуют драконы, а может, и нет. Но лучше всё-таки жить так, как будто они существует. Потому что, если вдруг окажется, что драконов на самом деле нет, то ничего не потеряешь. А если они на самом деле есть, то тем более ничего не потеряешь. Просто проживёшь праведную жизнь. Разве это плохо?
— Это хорошо, — кивнула Лера, потом посмотрела на меня как-то по-особенному, так, как никогда раньше не смотрела, и упрекнула: — Вас так долго не было, шеф. А я ждала вас. Всё ждала и ждала. А вы всё не приходили и не приходили. А мне был так плохо без вас. А вы… А я… Почему, шеф? Ну почему?
— Так получилось, детка, — смущённо сказал я. — Извини.
— Теперь уже никуда не уйдёте? — помолчав, спросила она.
— Нет, детка, никуда.
— И всегда будете рядом?
Так уж этот мир странно устроен, что люди лгут, чтобы скрыть правду, а драконы лгут, чтобы правду сказать. Я не человек. Я дракон. И я солгал:
— Да, детка. Всегда.