— Невероятно. Высотой до небес, а в длину, наверно, целая миля, — сказала Дэйл.
— Пятая часть мили, — уточнил Брент.
— Всего-навсего? — рассмеялась она. — Боже, мне никак не привыкнуть к мысли, что это — корабль, сделанный руками человеческими.
— Сейчас есть новые танкеры, которые еще длинней.
— Да я видела в нью-йоркской гавани. Может, они и длинней, но кажутся не такими гигантами, как это… — она остановилась, подыскивая слова. — Даже не знаю, как назвать… Это и боевой корабль, и аэродром, и небоскреб, и город…
— И адмирал Фудзита.
Она удивленно приподняла бровь:
— Да?.. Наверно, вы правы — и адмирал Фудзита.
Имея лидером старшину первой статьи Куросу, а замыкающим — матроса Накаяму, они двинулись к будке проходной, зажатой между двумя массивными пакгаузами. Миновали ряды бетонных «драконьих зубов», не дававших въезжать на территорию дока автомобилям. Из-за мешков с песком там и тут выглядывали стволы пулеметов, а весь док был по периметру обтянут толстой проволочной сеткой в десять футов высотой. Командиры блокпостов отдавали Бренту честь, и он козырял в ответ.
— Сюда не сунешься, а? — Дэйл на ходу придвинулась к нему ближе, их руки скользяще соприкоснулись на миг, и Брент почувствовал, как его охватывает знакомое волнение. На этот раз он не отстранился.
Он показал на проходную, где внутри над телефонами сидел начальник караула, а у ворот с винтовками «на ремень» расхаживало человек шесть матросов.
— В прошлом году, Дэйл, когда судно стояло в сухом доке, террористы на грузовике с двенадцатью тоннами пластиковой взрывчатки в кузове протаранили шлагбаум и попытались взорвать док вместе с «Йонагой». Еще немного — и от него ничего бы не осталось.
— Их удалось остановить?
Перед глазами Брента мелькнуло лицо за рулем грузовика — лицо Кэтрин Судзуки, кровавой террористки, на одну незабываемую ночь ставшей его возлюбленной… Снесенная будка проходной, стук пулеметных очередей, подрагивающий в его руке «Оцу», из которого он застрелил напарника Кэтрин, — и она, распростертая на земле, залитая кровью, хлещущей из пробитой груди — груди, столько раз целованной им!.. — ее молящие о пощаде глаза и между ними — сделанное его пулей круглое синеватое отверстие. Конвульсивно задергавшееся тело, разлетевшиеся по асфальту студенистые сгустки мозга.
— Да, — сказал он. — Удалось.
Вышедший из проходной начальник караула главстаршина Терухико Йоситоми, тоже ветеран «Йонаги» и механик на машине Йоси Мацухары, при виде офицера скомандовал «Смирно!». Приземистый и коренастый, с изжелта-смуглой кожей и густой шапкой седых волос, Йоситоми считался лучшим авиамехаником на корабле и знал себе цену. Многие летчики пытались переманить его к себе, однако он хранил верность Мацухаре.
— Очень рад вас видеть в добром здравии, мистер Росс. Поздравляю со сбитым «мессером». Это редко бывает, чтоб стрелок на B5N заваливал уже второго. Замечательный у вас глаз и твердая рука, — заговорил он, улыбаясь широко и приветливо.
— Спасибо, старшина, — ответил Брент. — Ну, как там наши друзья? — он кивнул в сторону автостоянки за проходной.
— Утром сшивалось их тут около сотни.
— Пикетчики? — спросила Дэйл. — Я их видела, когда ставила машину. Два-три человека, не больше.
— К десяти ноль-ноль разошлись, а те, кого вы видели, подсчитывают и записывают, кто вошел на территорию верфи, кто вышел. Иногда даже фотографируют офицеров с «Йонаги».
— А как вы определили, что утром их было около сотни?
— По нюху.
— Да? Это интересно. Ну, а сколько их там сейчас?
— Двенадцать, господин лейтенант.
— Эти скоты из «Красной Армии»?
— Скорей всего. Ну, а что делать? Кон… конституционные права, будь они неладны, — он развел руками.
— Демократия всегда защищает преступников, — с горечью заметил Брент.
Он козырнул, и они в прежнем порядке — впереди Куросу, за ним Брент рядом с Дэйл и наконец Накаяма — двинулись к стоянке.
Старшина Йоситоми ошибся — пикетчиков было одиннадцать. С транспарантами и плакатами в руках они выстроились ломаной линией у въезда на парковку. Все были отвратительного вида, оборванные и грязные, с нечесаными волосами до плеч, мужчины заросли многодневной щетиной. Только так и можно было отличить их от женщин, составлявших половину группы: те и другие были одеты одинаково — мешковатые штаны, драные футболки или рубахи навыпуск, на ногах — сандалии или кроссовки, головы непокрыты. Но у женщин, по крайней мере, на щеках и под носом ничего не росло. На плакатах было написано: «Японцы гибнут за американский империализм!», «За нефть мы платим кровью!» и непременное «Янки, убирайтесь домой!» Приближаясь к пикетчикам, Брент сунул руку за борт тужурки, нащупывая пистолет, а Куросу и Накаяма взяли винтовки наперевес, держа их, как палицы в кендо.
Демонстранты остановились и тесно сгрудились, закрыв проход к стоянке. Куросу даже не подумал замедлить шаги, и Брент, потянув Дэйл назад, к себе за спину, успел ухватить старшину за руку в футе от выступившего вперед вожака. Это был рослый, широкоплечий человек с европейскими чертами лица, с седеющими длинными волосами и запущенной бородой, усыпанной крошками хлеба и табака, и пожелтевшими от никотина зубами. Пахло от него сильно и скверно.
Полгода назад Брент уже оказывался в точно такой же ситуации — тогда пикетчики во главе с Юджином Нибом, коммунистом из процветающей калифорнийской семьи, загородили им с Мацухарой путь. Тогда в драке он сломал Нибу челюсть. Потом была засада в парке Уэно и гибель Кимио Урсядзава, невесты Йоси. Он застрелил Ниба, и память обо всех этих событиях все еще была мучительно свежа. Неужели опять то же самое? Все совпадало до мелочей и казалось повторяющимся кошмаром — «дежа вю», как говорят психиатры. Почему полиция не разгонит этот сброд? Конституция? Свобода собраний и демонстраций? Свободы не должны касаться этих выродков и подонков. Ни одного полицейского поблизости. Брент ощутил, как заколотилось сердце, как напряглись мышцы и все чувства обострились до предела. Первобытная ярость горячим туманом стала заволакивать рассудок. Он был готов убивать — он хотел убивать.
— Янки — убийцы! — выкрикнул ему в лицо главарь, угрожающе поводя своим транспарантом из стороны в сторону.
Брент стиснул зубы, сдержал бешенство и ответил на удивление ровным и спокойным тоном:
— С дороги. Два раза повторять не буду. С дороги.
Пикетчики стояли неподвижно, чуть покачивая над головой свои плакаты, и ответили, словно пещерные люди, оглушительным воем и ревом:
— Смерть «Йонаге»!
— Бей янки!
— Уматывайте из Японии, сволочи!
Грузный верзила замахнулся на Дэйл древком плаката:
— А-а, шлюха американская, такого тебе еще не засаживали?! Проберет до костей!
Для Брента это было уже чересчур. Кровь ударила ему в голову, смывая последние остатки цивилизованности и благоразумия. Он шагнул к вожаку, который торчком выставил свой плакат, собираясь ткнуть им Брента в лицо. Однако его опередил Куросу, одним молниеносным движением «Арисаки» переломивший и древко, и лучевую кость. Плакат закувыркался в воздухе, а пикетчик взвыл от боли и, схватившись за сломанную руку, рухнул на колени.
Но остальные ринулись вперед, вскинув кулаки и транспаранты. Брент с матросами по бокам и Дэйл за спиной врезался в толпу оборванцев, вопивших как грешные души в аду. Куросу и Накаяма, ухватив винтовки одной рукой за цевье, другой — за шейку приклада, действовали ими как палицами, нанося сокрушительные и очень болезненные удары в челюсти и уши. Двое пикетчиков свалились почти сразу же, но третий — смуглый и коренастый — оказался перед американцем.
Он был широк в плечах и словно налит силой — темноволосый, большеносый, с густо обросшими щетиной впалыми щеками и квадратным подбородком. Бусинки птичьих глаз сверкали безумным огнем, словно он накурился гашиша. Араб? Брент понял, что угадал, когда нападавший выкрикнул, брызгая слюной: