По приказанию командира на «щуке» были выключены все вспомогательные механизмы. Это позволило до минимума сократить шумы в лодке. Единственным источником шума оставались главные электромоторы. Однако они давали возможность акустикам противника следить за перемещением лодки, о чем свидетельствовали довольно точные разрывы глубинных бомб, сбрасываемых с тральщика.
В этой сложной обстановке капитан-лейтенант решил применить совершенно новый тактический прием. Не знаю, думал ли о нем Столбов раньше, или эта мысль пришла ему в голову только теперь, но она оказалась очень кстати и сыграла в этот момент едва ли не решающую роль в нашем спасении.
Суть тактической новинки состояла в следующем. Когда над лодкой рвались глубинные бомбы, командир приказывал давать полный ход вперед. В это время там, наверху, акустики все равно ничего не слышали. Но как только наступала тишина, электромоторы стопорились и лодка двигалась по инерции. И так каждый раз. Взрыв. «Полный вперед!» Затих гул от взрывов. «Стоп моторы!» Электрики с исключительной точностью выполняли команды из центрального поста. Даже в темноте, когда гас свет, они ни разу не ошиблись в переключениях рубильников на главных ходовых станциях. Благодаря этому бомбы рвались хотя и недалеко от лодки, но не настолько близко, чтобы доконать ее.
— Прыгаем, как лягушка, — вполголоса сказал Сорокин по этому поводу.
Наконец бомбежка прекратилась. То ли вражеский тральщик потерял лодку, или, быть может, готовили на нем новые серии глубинных бомб, про это на «щуке» не знали. Но наступившей тишине обрадовались. Осмотрелись в отсеках. Крупных повреждений не обнаружили, а мелкие тут же исправляли.
Однако передышка длилась не очень долго. Через некоторое время Васильев опять услышал в наушниках шум винтов надводного корабля. И снова вокруг загрохотали взрывы, сотрясая стальной корпус лодки. На этот раз гитлеровцы бомбили методично и ожесточенно, но разрывы раздавались за кормой.
Подводники упорно боролись за жизнь своего корабля. Командир предпринимал самые различные маневры, но оторваться от преследования не удавалось.
— Что-то крепко он к нам привязался, — озабоченно сказал Столбов. И, подумав, добавил: — Как будто по чистому следу идет.
— Лодка становится тяжелой, — доложил со своего места боцман.
К нему тут же подошел инженер-механик Большаков и наклонился к глубиномеру. Да, «щука» понемногу погружалась. На малом ходу, да еще с толчками, рули уже не держали ее на заданной глубине.
— В чем дело? — спросил Столбов.
— Надо откачивать из уравнительной за борт, товарищ командир.
— Немцы нам качнут, только запусти помпу.
И все-таки помпу пришлось запускать. Она работала, как и главные электромоторы, под аккомпанемент взрывов глубинных бомб. Трюмный Вангатов при этом, словно жонглер, всякий раз с молниеносной быстротой открывал и закрывал клапана.
Мы с комиссаром решили пойти по боевым постам. Отсеки разделили между собой так: ему — носовые, мне — кормовые. Надо было подбодрить людей, рассказать им о тех мерах, которые предпринимает командир, чтобы избавиться от затянувшегося преследования.
Подводникам, которые в эти тревожные часы находились в центральном посту, были известны и окружающая обстановка, и решения командира Поэтому и бомбежка действовала на них не так угнетающе. В остальных же отсеках краснофлотцы и старшины могли только догадываться о происходящем. В таком положении нет ничего хуже неизвестности.
Надо сказать, что экипаж держался хорошо, никто не терял самообладания. Даже молодой моторист Сидорчук выглядел молодцом. На вопрос о том, как он себя чувствует, ответил:
— Самочувствие бодрое, только вот дышать тяжело.
Дышать действительно стало тяжело. Лодка уже много часов находилась под водой. В отсеках скапливался углекислый газ. Машинки регенерации воздуха нельзя было включать, так как они создали бы много шума, который могли услышать акустики на вражеском корабле.
По себе чувствую: кислородное голодание дает себя знать — немеют пальцы рук, ноги становятся как деревянные, кружится голова, хочется спать Вижу, торпедисту Мельникову совсем плохо: он дышит тяжело, на губах выступила пена. Фельдшер Разговоров, который и сам еле держится на ногах, оказывает морякам помощь. Пытаясь привести Мельникова в чувство, он заставляет его дышать через патрон регенерации. Но польза от этого невелика. Одно дело, когда машинка гонит через патрон воздух под давлением. Это действительно способствует его очищению. А легкие человека, как бы они ни были натренированы, не могут добиться этого. И все же Разговоров настойчиво уговаривает Мельникова дышать, тормошит его, не давая заснуть.