Выбрать главу

— Товарищ адмирал, передайте, пожалуйста, командиру береговой базы, чтобы он к нашему возвращению позаботился о поросятах. А за нами дело не станет.

— Я могу вас заверить, — улыбнулся в ответ контр-адмирал, — поросята будут.

Этот разговор о поросятах для некоторых читателей, видимо, нуждается в пояснении. Дело в том, что во флоте тогда существовал обычай: экипажу подводной лодки, вернувшейся из боевого похода, устраивали товарищеский ужин. И главным блюдом на таком ужине были поросята. Их подавали по числу потопленных судов. Флотские шутники в ту пору говорили, что у поросят даже рефлекс выработался: как только над гаванью раздавались победные залпы подводников, животные вперегонки бежали к камбузу.

…Над заливом уже опустилась ночь, когда в отсеках «четыреста второй» раздался дробный перезвон. Это сигнал «По местам стоять, со швартовых сниматься!».

Одевшись потеплее, командир поднялся на мостик. Вскоре он отдал распоряжение:

— Отдать кормовые!

Швартовая команда действовала расторопно. «Щука» медленно отошла от пирса, развернулась посреди бухты и легла на курс норд. Затаившийся в темноте Полярный молча провожал подводную лодку. Только с поста охраны водного района вдруг замигал узкий лучик света. Вахтенный сигнальщик Харитонов громко, чтобы на мостике все слышали, читал:

— «Командиру подводной лодки „Щ-402“.

Желаем личному составу лодки больших боевых успехов, счастливого плавания и благополучного возвращения.

Командующий флотом.

Член Военного совета флота».

— Сигнальщик! Передайте на пост, — распорядился Столбов, — «Благодарим за пожелания, приказ командования будет выполнен».

Будни и праздники в море

Подводную лодку резко тряхнуло и повалило на борт. Главный старшина Николай Хромеев от большого крена чуть не вывалился из койки. Он только что сменился с радиовахты и собирался отдохнуть. Однако не тут-то было. Корпус лодки тряхнуло еще сильнее, и Хромеев все-таки оказался на палубе.

— Держись, браток, — весело крикнул ему торпедист Мельников, державшийся обеими руками за трубопровод.

Вставая, Хромеев закусил губу. Потом он несколько минут массирует колено, смахивая с глаз непрошеную слезу.

Боль была, видимо, адской. При таких ушибах в нормальной обстановке впору обращаться к врачу. Но здесь было не до медицинской помощи. Сильно прихрамывая, Николай отправился в радиорубку. Сейчас его волновала не боль, сколь бы жгучей она ни была, а целость аппаратуры, которую в такой шторм, чего доброго, могло сорвать с места.

А шторм все усиливался. «Щуку» бросало из стороны в сторону так, что указатель кренометра стремительно ходил по шкале от упора до упора.

Едва Хромеев пролез через переборочную дверь в центральный пост, как очередная волна накрыла мостик и через рубочный люк вниз хлынул поток воды. Вахтенного трюмного Ивана Вангатова отбросило в сторону, а Николай еле удержался за переборку. Вода в центральном не успевала стекать в трюм и устремилась в соседний аккумуляторный отсек. Это уже было опасно, поскольку грозило замыканием батареи на корпус. Хромеев быстро сообразил и захлопнул дверь, прижавшись к ней всем телом.

Тем временем Вангатов, отфыркиваясь, крутил маховики клапанов на водяной магистрали. Потом он пустил помпу на откачку воды из трюма за борт.

Вода в центральном пошла наконец на убыль. Хромеев, превозмогая боль в колене, двинулся в сторону радиорубки. Вангатову он сказал:

— Держись. Тебе не так тяжело, как командиру и ребятам на мостике.

Люди на мостике действительно выбивались из сил. Видя, что обычное время между сменами вахт — четыре часа — в такой обстановке им не выдержать, командир приказал сменяться через два часа. Промокшие до костей, закоченевшие от холода рулевые-сигнальщики и вахтенный офицер спускались внутрь лодки, торопливо сбрасывали прорезиненные плащи и вытирали лицо полотенцем. Кожа на лице от едкой соленой воды начинала шелушиться. Посидев у электрической грелки около двух часов, они опять поднимались на мостик, чтобы сменить товарищей.