- Да, товарищ майор. Она родом из этих мест, из Лысянки. Отец - офицер. С самого начала войны на фронте. В оккупации остались ее мать и две сестренки. Очень переживает за них. Ждет не дождется, когда освободят ее село. Просила меня походатайствовать перед командиром, чтобы ее тогда хоть на денек отпустили - узнать, что там с ними.
- Ну хорошо, - сказал Круглов. - Давай зайдем к ней.
Мы подошли к красному кирпичному дому с разбитой крышей, стоявшему на окраине аэродрома. Я постучал в дверь. Послышался звонкий девичий голос:
- Входите!
Я открыл дверь, пропустил вперед Круглова.
Увидев нас, девушки растерялись. Они, видимо, не ожидали прихода мужчин и быстро спрятались за ширму, сделанную из простыней. Остались только Галя Конончук и Наташа Макарова. Наташа была в цветастом ситцевом халатике, с обвязанной полотенцем только что вымытой головой. Она что-то стирала в небольшом оцинкованном тазике и, увидев нас, мигом задвинула его за печку.
На Гале была голубая кофточка, что так шла к ее пшеничным волосам. Она сидела у стола и пришивала к гимнастерке подворотничок. Глаза у нее были грустные, заплаканные.
- Садитесь, пожалуйста, - Галя отложила шитье и пододвинула нам табуретки.
Круглов, внимательно взглянув на девушку, спросил:
- Конончук, что с вами? Что случилось?
Галя опустила голову на грудь, заплакала. Круглов подошел к ней, положил руку на узкое плечо девушки, и та разрыдалась еще сильнее.
- Успокойся, дочка... Ну, не надо так, Галя, - Круглов по-отечески ласково погладил ее по волосам. - Село твое еще занято врагом, там идут бои. Но как только его освободят, мы тебя отпустим.
Мы простились, вышли на улицу и направились к столовой. Комиссар долго шагал молча, потом тяжело вздохнул:
- У меня, Сергей, вот такая же дочь, как наша Галя. Война моих на Урал занесла. Дочь в институт собиралась, но не пошла. На заводе работает. И правильно сделала! На Урале сейчас так нужны рабочие руки. И Алешка уже стал большой. В седьмом классе учится... Что-то давно от них писем не было. Как они там? Хоть бы одним глазом взглянуть. Тяжело Иринке одной с ребятами...
После ужина все летчики вышли из столовой. Снегопад прекратился. Стоял легкий морозец. Небо было густо усыпано звездами, среди них блестел яркий серпик месяца.
- Это к хорошей погоде, - сказал Круглов, вместе со всеми глядя в небо. - Ну, товарищи, пора на отдых. Завтра предстоит большая работа.
2
Утром, как только я приехал на аэродром, командир полка вызвал меня к себе. За столом вместе с ним сидел и начальник штаба. Склонившись над картой, они тихо разговаривали. В углу на табурете сидел комиссар. Положив на колени свой планшет, он что-то быстро писал.
Я громко доложил о своем прибытии. Командир кивнул нетерпеливо и подозвал жестом к столу.
На карте, недалеко от красно-синей линии фронта, возле города Корсунь-Шевченковский, был нарисован небольшой синий кружок. Дерябин ткнул в него пальцем и сказал:
- По последним данным, к этим окруженным фашистам с запада прорвались вражеские танки. Положение серьезное. До окруженных танкам осталось пройти километров шесть-семь. Сейчас по танкам пойдут работать штурмовики. Поведет их сам командир полка майор Терехин. Смотри за "илами" в оба, Денисов, да не забывай, что над танками патрулируют "мессершмитты". Хватает там и зениток. Словом, будь внимателен и осторожен.
Пока Дерябин объяснял мне боевую задачу, Круглов, отложив планшет в сторону, поднялся с места и стал ходить по комнате. Затем он подошел к командиру полка и, положив руку ему на плечо, тихо сказал:
- Иван Федорович, разреши, я пойду с Денисовым?
Дерябин помолчал, о чем-то размышляя, потом пристально посмотрел Круглову в глаза и кивнул головой:
- Хорошо, иди.
Он знал, почему решил лететь Круглов. Задание было сложное, а на этот раз в эскадрилье шло много молодых летчиков. К тому же полк штурмовиков вел сам Терехин.
Я обрадовался, что комиссар будет с нами: в трудную минуту Василий Федорович всегда подскажет, поможет делом.
И вот я сижу в кабине, поглядывая время от времени на восток. Оттуда, с соседнего аэродрома, должны появиться штурмовики.
Круглова, шагавшего к моей машине, увидел издалека. Он был в шлемофоне, а планшет держал пока в руках. Я открыл фонарь кабины.
- Ну что, зеленую ракету на вылет ждешь? А прогулочка-то предстоит серьезная.
- Нам не впервой, товарищ комиссар. - А как твои орлы?
- Нормально! Чем сложнее задание, тем задора больше. Особенно у Просвирова. Уж очень ему хочется немца завалить. Однажды, мы за Днепром еще стояли, возвращаемся с задания, а его нет. Раз так случилось, потом еще... Я думал, товарищ комиссар, по невнимательности теряет нас. Проследил как-то. Оказывается, мой Просвиров набрал высоту километра три и ходит над линией фронта, фашистов подкарауливает. Подхожу к нему сбоку, а он посчитал, видно, меня за немца - и в атаку! Я ему говорю по радио: "Просвиров, что, своих не узнаешь? Я - Денисов!" Когда сели, пришлось долго растолковывать, что одного его немцы быстро подберут, как грача снимут...
Круглов покачал головой:
- И скольких уже поснимали. Ты за ним тоже посматривай, не ровен час...
Над аэродромом, словно сгорбившись под тяжестью бомб, появились три восьмерки штурмовиков. Они шли в колонне, одна за одной. Взлетели и мы, пристроились к "горбатым". Впереди колонны шло звено Кудрявцева, сзади и чуть выше летела моя четверка, а над нами, переходя с одной стороны на другую, мчался комиссар со своим напарником.
Осматривая воздушное пространство, я прошел над "илами". Из задних кабин штурмовиков торчали стволы крупнокалиберных пулеметов. Стрелки, подняв головы, приветливо махали нам руками.
Еще издали на заснеженном пространстве под Корсунь-Шевченковским было видно огромное темное пятно. Это - зажатые в кольцо фашисты. Внизу чернели крохотные, казавшиеся отсюда, с высоты, безобидными коробочки "тигров".
"Илы" подошли к цели. В наушниках послышалась команда майора Терехина: "Внимание, "горбатые"! За мной!" И его восьмерка стала снижаться. За ней вторая, третья... Гитлеровцы открыли по нашим штурмовикам огонь из зенитных орудий. Вокруг самолетов вспыхивали черные шары взрывов. Потом ударили крупнокалиберные пулеметы...