Мы получили приказ перелетать на новый аэродром.
Тихим майским утром в воздух поднялись первая и вторая эскадрильи. Минут через пятнадцать взлетели и мы и с набором высоты пошли на запад.
За Днестром на зеленом лугу увидели крохотное посадочное Т. Рядом находилось большое молдавское село Казанешты. Сделав круг, мы парами стали заходить на посадку.
Рулю я свой самолет на стоянку и вижу: из села к нам мчатся любопытные мальчишки. Мальчишки везде одинаковы и всюду первыми встречали нас.
Вслед за ними осторожно и боязливо стали подходить взрослые. Молдаване были в овчинных жилетах и островерхих бараньих шапках, и почти все босиком. Они как на диковинку смотрели на нас и на самолеты. И вдруг с крыла стоявшей рядом с моей машины раздался звонкий, радостный возглас лейтенанта Беленко:
- Буна деминяца!
Молдаване, словно по команде, обернулись на голос, желавший им доброго утра на их родном языке. И тут же окружили, взяли в "плен" черноглазого цыгана, уроженца Бессарабии. К образовавшемуся кругу, осмелев, подошли другие селяне, и началась задушевная беседа.
В полдень на аэродром приземлился последний "ил" из полка грозных штурмовиков. Нежно зеленевший луг, обезображенный канавками и вмятинами от колес, превратился в обыкновенный прифронтовой аэродром.
Ко мне подошел инженер эскадрильи Смагин и доложил:
- Товарищ капитан, десять машин к боевым вылетам готовы. На одной прокол колеса, сейчас сделаем ремонт.
Я пошел к штабу. На стоянке длиной в километр, пряча колеса в густой траве, стояли наши истребители. На противоположной стороне - штурмовики. У штаба рядом с радиостанцией замерла серая от пыли легковушка. "Что за скорые гости?" - удивился я про себя.
В землянке я их сразу увидел - молодого пехотного майора и пожилого солдата с Золотой Звездой на груди. Командир воскликнул:
- О, Денисов! Хорошо, что пришел, хотел уж посылать за тобою... Подготовь У-2. Полетишь в тыл, в село Крикливец. Вот оно, в Винницкой области, - Дерябин ткнул пальцем в карту. - Доставишь на родину рядового Романа Смищука, Героя Советского Союза. Чтобы все было честь честью, с почетом. Ясно?
Мы пошли с солдатом к самолету.
Пока техник хлопотал у машины, готовя ее к полету, мы со Смищуком сидели на траве, сплошь усеянной желтыми головками одуванчиков, и беседовали. Вокруг нас, перелетая с цветка на цветок, жужжали пчелы. Было тихо. На небе - ни облачка.
Смищук достал кисет, свернутый лист газеты, скрутил козью ножку.
- Вы давно на фронте, дядя Роман? - спросил я.
- Та ни. Як Червона Армия прийшла, мэни сразу мобилизовалы.
- Когда же Героя успели заслужить?
Усач молча полез в карман гимнастерки и, морщась от едкого дыма цигарки, достал сложенный в несколько раз листок и протянул его мне. Это была фронтовая листовка, и, когда я развернул ее, на меня с лукавой усмешкой глянул все тот же Роман Смищук. Под фото было написано: "В боях за освобождение Родины под городом Ботушаны он только в одном сражении уничтожил семь немецких танков..."
- Ну, дядя Роман! - потрясенно сказал я. - И как же вам такое удалось?
- А очень просто, - без лишних слов начал солдат свой рассказ, взяв валявшуюся на земле палочку. - Сидели мы с молоденьким парубком у окопе. Ось наши окопы, - принялся он рисовать на земле, - а ось туточки небольшая балочка. Сижу я, значит, дывлюсь в сторону врага. Бачу... Холера! Из балочки той "тигры" вылазят. Штук тридцать! Позади пехота. Ходко "тигры" идут, а за ними немцы с засученными рукавами чешут. "Павло! - говорю напарнику. Гранаты готовь". Обернулся, а его нема! Сховался, спрятался, значит. А они вот уже, биля мэнэ гусеницами лязгают. Що робыть? Хватаю связку гранат, пригнулся и по окопу, к тому, що ближе. Тильки вин на пригорке гусеницы показал, я ему связку под брюхо... гэть! Бачу - слева другой ползет, я до нього... И тоже под брюхо. И так по окопу туды-сюды рыскаю. Уже с меня пот градом, а они все ползут и ползут, холеры!
- А не страшно было одному, дядя Роман?
- Когда делом занятый - ничего. Старался, як по уставу. Танки попятились назад, но один развернулся и - прямо на мий окоп. Ищу гранаты, а их нема, все побросал. Лег на дно, зажмурил очи, голову руками закрыл... Ну, думаю, все теперь, отжил ты, Роман, на белом свете. Слышу - надо мной лязг гусениц, и помутилось у меня в голове от этого лязга... Пришел в себя не сразу. Пытаюсь встать, а не могу. Землей засыпан. Тут подбежал Павло, откапывать меня стал, тормошить: "Дядя Роман, ты жив, а? Вставай, дядя Роман!" Вылез я с-под земли, пытаю: "Дэ ж ты, собачий сын, був?" А вин каже: "Испугался я сначала, дядя Роман, в окоп спрятался. Потом выглянул, вижу фашистский танк прошел над самым вашим окопом, проутюжил его и обратно уходит. И такая меня злость взяла! Швырнул я ему вдогонку связку гранат. Вон стоит, голубчик, поджаривается..." Ну а после боя меня к командиру полка вызвали. А потом выше Роман Смищук пошел - в штаб дивизии. Потом в газете написали. Листовки напечатали, солдатам раздали...
- А сейчас, дядя Роман, откуда приехали?
- Час назад мне сам маршал Малиновский Золотую Звезду вручал!
К нам подошел техник, доложил, что самолет к полету готов. Мы со Смищуком направились к машине.
В воздухе, поглядывая в зеркало, что укреплено на стойке к фюзеляжу, я видел лицо моего необычного пассажира. Сначала он сидел бледный, как говорится, ни жив ни мертв. Потом стал осторожно водить глазами по сторонам и даже опасно высовываться из кабины за борт. Я обернулся, чтобы показать Смищуку кулак, и тут увидел пару "мессершмиттов", выскочивших из облаков. И началось!
Один заходит слева, другой - справа. Одна очередь - мимо. Другая мимо! Фашисты как будто учуяли, что я везу Смищука, и решили отомстить ему за сожженные танки.
Увертываясь от очередей, я бросал самолет то в одну сторону, то в другую, но уйти от "мессеров" никак не мог. У меня скорость сто двадцать километров в час, у них - шестьсот. Кружился, кружился, а потом снизился до самой земли и спрятался за лесопосадку. Вроде потеряли они нас, отстали. Только вздохнул с облегчением, только поднял машину, "мессершмитты" тут как тут! Прижал я тогда У-2 к земле так, что чуть колесами ее не задеваю. Вдруг вижу - на крыльях появились дырки! Чувствую, еще немного и подожгут они нас. Не столько себя, сколько старика стало жалко. Человек столько километров под огнем по земле прополз. И автоматы по нему били, и пушки, и "юнкерсы" бомбы на него сбрасывали, и танки гусеницами давили... Уцелел! А тут, у себя в тылу, погибнет за здорово живешь. Нет, думаю, дудки! Такие герои, как дядя Роман, вам, стервятники фашистские, не по зубам!