За Агафоновым, крича "ура!", бросились десятки пленных. Подбежав к караульному помещению, Николай размахнулся и запустил в окно гранату. Раздался взрыв, повалил густой дым.
Они смяли фашистскую охрану с помощью десантников. Забрав с собой оружие убитых врагов, люди разбежались по лесу. Гитлеровцам было теперь не до пленных: уже слышалась грозная орудийная канонада, приближались советские войска. Спасая свою шкуру, лагерная охрана бросилась наутек.
...Вскоре мы догнали своих. Бомбардировщики, сбросив свой груз точно над целью, развернулись назад. Через двадцать минут мы были дома.
Вечерело. Техники стали зачехлять машины, а мы, летчики, направились в село. Навстречу торопился Мыколка - маленький, щуплый, в старой мамкиной кофте. Он подбежал к Агафонову и уткнулся в его меховую куртку. Николай ласково потрепал его за вихры. О чем-то весело переговариваясь, они зашагали к своей хате...
* * *
Однажды нам приказали атаковать вражеский аэродром. Задание было сложным и опасным. Аэродром врага находился далеко за линией фронта.
Девятка наших бомбардировщиков шла плотным строем, крыло в крыло. Мы, истребители, ходили сверху.
Передовую прошли над сплошным лесным массивом в районе Змиева. Под крылом была земля, занятая врагом. Каждый из нас невольно посматривал на приборы, контролирующие работу мотора, каждый прислушивался к его гулу: не отказал бы, не пришлось бы садиться...
Реже стали команды по радио, уплотнялся строй. Все старались лететь ближе друг к другу.
Вышли прямо на цель. Противник нападения не ожидал: в воздухе не было ни одного немецкого истребителя.
Ударили вражеские зенитки, но СБ были уже над аэродромом. Вниз посыпались десятки бомб, и спустя минуту аэродром "закипел" от взрывов. Одна бомба угодила в бензосклад: во все стороны потекло жирное пламя.
В дыму мелькали маленькие яркие вспышки. Это взрывались на своих стоянках немецкие самолеты.
Пролетая на бреющем, я видел горевшие "юнкерсы" и "хейнкели". Некоторые из них были брошены взрывной волной на бок, у многих был перебит фюзеляж. На всем пространстве вражеского аэродрома бушевал, выбрасывал к небу высокие горячие языки огонь.
По радио прозвучала команда майора Чернова:
- Делаем сбор! Сбор!..
И вот СБ, догоняя своего ведущего, уже уходят на восток. Мы - следом за ними.
В небе висела сплошная облачная пелена. В любую секунду из нее могли вынырнуть "мессеры". И действительно, вскоре я услышал чей-то взволнованный голос:
- Командир! По мне стреляют!
И тут я увидел четверку "мессеров". Они шли на нас снизу. Положив машину на спину, я отвесно пошел к земле. За мной устремился в атаку Николай Агафонов. Мы видели, как отстреливались от наседавшего врага стрелки бомбардировщиков, и изо всех сил спешили на выручку.
Я дал очередь по ведущему четверки, и фашист сразу вышел из атаки. За ним потянулись и остальные. На вираже я оглянулся и вздрогнул: в хвост машине Агафонова пристраивался "мессер". Я рванулся на помощь, но опоздал. Фашист успел дать очередь. Самолет Николая вспыхнул...
Тяжким камнем ложится на сердце гибель боевого друга. Но в этот раз особенно тяжело было, когда мы шли с аэродрома в село. Как всегда, навстречу нам с радостным криком выбежал Мыколка. Он весело подпрыгивал и смеялся, предвшукая радостную встречу с "дядькой Мыколой".
Подойдя к нам, мальчик стал искать взглядом Агафонова, Он, видно, подумал, что тот играет с ним и теперь прячется за нашими спинами.
- Дядько Мыкола! Дэ ты, дядько?
Мы продолжали шагать молча, не поднимая на мальчугана глаз.
И он все понял. Он всхлипнул и со всех ног бросился к хате:
- Мимо, дядька Мыколы нема! Мамо, дядька нашего немае!..
От этого тоскливого крика Мыколки, от его голоса, полного взрослой скорби и боли, мороз по коже прошел...
Никто не проронил ни слова. Летчики по-прежнему шли плотной группой. Сейчас им предстоял отдых, а завтра - новый бой.
Мои ровесницы
За всю долгую войну мне пришлось побывать дома дважды, и во второй раз это счастье выпало мне после лечения в госпитале, зимой сорок третьего года.
Как-то утром сижу за столом, разговариваю с родителями. Вдруг под окнами скрип снега. Посмотрел в замерзшее наполовину стекло и увидел, что у нашего дома остановилась лошадь, запряженная в сани. Видно, долгий путь проделала со своим хозяином - вся в инее, пар так и валит.
С саней неуклюже встал гость и, тяжело припадая на правую логу, стал ходить вокруг лошади, смахивать с ее спины иней. Затем, привязав лошадь к забору, приезжий укрыл ее старой дерюгой, взял из саней охапку слежавшегося сена и бросил на снег. Лошадь, перебирая губами, сразу потянулась к корму.
Приглядевшись хорошенько, я узнал в приезжем друга детства Андрея Кабанова. Накинув шинель, я вышел из избы.
- Андрей, ты, что ли? - окликнул я Кабанова. - Тебя и не узнать! В полушубке, с черными усищами... Настоящий казак!
Андрей повернулся ко мне и расплылся в улыбке. Мы крепко обнялись.
- Как ты узнал, что я приехал?
- Земля, Сережа, слухом полнится! - Андрей рассмеялся. - В газете прочитал. Гляжу, на фотографии вся ваша семья, а внизу подпись: "Земляки гордятся подвигами на фронте летчика-истребителя Денисова. На его счету уже двенадцать сбитых фашистских стервятников..."
Мы вошли в избу. Гость поздоровался со стариками, снял полушубок и, потирая руки, сказал:
- Ну и морозец сегодня. Крещенский!
Видно, по серьезному делу Андрей приехал, коль с погоды начал. Мы присели на лавку у окна. Я спросил:
- Ну, ты как, где теперь трудишься? Папа, ты помнишь, как Андрюшка в отпуск до войны приезжал? Тельняшка, брюки клеш... Такой бравый моряк!
Отец только усмехнулся грустно, покачал своей совсем побелевшей головой.
- Было дело, - усмехнулся Андрей криво и принялся рассказывать о своей беде: - Служил на Северном флоте, на сторожевом катере. Когда началась война, наш катер охранял вход в Белое море, его "горло". Ходили в дозоре от мыса Канин Нос до мыса Святой Нос. Транспорты сопровождали, мины ставили, высаживали разведчиков у немцев в тылу... А под Новый год пришлось нам купаться в Баренцевом море в самый шторм. Нас обнаружила немецкая подводная лодка. Пустила торпеду. Взрыв - и все, полетел в черную воду... Очнулся в госпитале. Тут и узнал, что из всего нашего экипажа спасли лишь четыре человека, в том числе и меня. Подобрали нас "морские охотники". - Он похлопал ладонью по ногам: - Видишь, какие дела. Одна не гнется, другая короче стала. Теперь всю жизнь буду качаться из стороны в сторону, будто в шторм на катере... - Андрей помолчал, потом спросил: - А ты давно дома?