Самолет низко прошел над крышами. Никто из хаты Смищука не вышел. Дядя Роман помрачнел, с беспокойством завертел головой. И вдруг снова просиял, показывая мне на землю пальцем. Там, на зеленом поле, белели десятки женских платков. Колхозницы работали на прополке.
Я направил самолет в их сторону, сделал круг. Выбрав площадку поровнее, аккуратно посадил машину. Женщины и девчата уже бежали со всех ног к нам. Вскоре У-2 был взят в плотное кольцо.
– Бабоньки, бачите – та це ж дядько Роман! – удивленно проговорила подошедшая ближе всех сероглазая девушка в белом платочке. И тут все хором закричали:
– Тетка Пракседа, тетка Пракседа! Твой дядько Роман приихав!
Поправляя на бегу платок, к самолету спешила пожилая женщина. Смищук, счастливо улыбаясь, пошел ей навстречу.
– Роман, неначе ты? – осекающимся голосом сказала тетка Пракседа.
– Я, стара, я!
– Звидкиля ж ты взявся?
– С фронта, Пракседа. На побывку пустили, летчика вот предоставили…
Вот они замерли, крепко обнявшись. Видно было, как вздрагивала от рыданий сутулая спина тетки Пракседы.
– Та ты що, стара? Радоваться треба, а ты… – бормотал Смищук подозрительно хриплым голосом.
Успокоившись, тетка Пракседа стала разглядывать мужа.
– Ба-а! Та в тэбэ ж Золота Зирка! Як же ты ее заробыв, Роман?
– Як? Як вчилы командиры, Пракседушка. Там, на фронте.
И дядя Роман озорно подмигнул жадно глядевшим на них женщинам и девчатам.
Под виноградными лозами
1
Наш аэродром располагался у села Михайловка. Вдоль взлетной дорожки зеленела лесозащитная полоса. В ней мы прятали свои самолеты, и надо было хорошо присмотреться, чтобы увидеть между деревьями трехлопастный винт или пушку.
В тот день я получил задание сопровождать восьмерку штурмовиков. В десять часов утра четверку наших «яков» выкатили из-за деревьев на летное поле, хорошо прикатанное катками, и мы, надев парашюты, забрались в кабины.
Вокруг моей машины с ветошью в руках ходил техник Иван Захарович Петров. На крыле он вытер бензиновые потеки. Потом, присев на корточки, внимательно осмотрел шасси. После этого подошел к хвосту «яка», поскреб там что-то пальцем…
– Захарыч! – сказал я. – Да сядь ты, отдохни. Сейчас пойду на взлет, все опять в пыли будет.
– Отдыхать, командир, опосля будем, когда война кончится. А машина, словно человек, тоже ласку любит. Ты ее вовремя смажешь, подтянешь болтик, и она тебя в трудную минуту выручит. Бои-то какие идут! Раз пять на день вам подниматься приходится.
Я включил приемник и в наушниках услышал приятный басок:
– Денисов! Я – Пошивальников. Иду к вам!
Над аэродромом показалась восьмерка штурмовиков. С КП взлетела зеленая ракета. Мы запустили моторы, взлетели, и вся группа пошла к линии фронта.
Над селом Прохоровка висела шапка густого дыма. Казалось, вся земля горела. Там, внизу, шло гигантское танковое сражение. Штурмовикам была поставлена задача: нанести удар по танкам противника, спешившим к Прохоровке.
На подходе к цели мы попали под зенитный обстрел. Штурмовики резко снизились и ударили из пушек и пулеметов по сопровождавшей танки пехоте гитлеровцев. Подойдя еще ближе, «илы» сбросили бомбы и стали разворачиваться домой. В этот момент зенитный снаряд угодил в машину ведущего – капитана Пошивальникова. Дымивший «ил» тянул на свою территорию, но высоты было мало, и летчик посадил самолет на нейтральной полосе.
Мне было хорошо видно, как несколько фашистских танков, шедших в атаку, круто отвернули от боевого порядка и направились к машине Пошивальникова. Вероятно, враги намеревались взять в плен экипаж нашего штурмовика.
И тут от группы уходивших на свой аэродром «илов» отваливает один самолет и со снижением идет в сторону подбитого товарища.
«Неужели еще одного срезали?» – подумал я с тревогой и запросил по радио:
– Кто вышел из строя? Почему не идете на точку?
– Я – Гридинский! – раздался в наушниках спокойный голос. – Хочу глянуть, что с командиром. Может, помочь чем надо…
«Помочь». Вот чудак! Чем же теперь поможешь Пошивальникову? Тем не менее я со своим напарником пошел за Гридинским.
Вот штурмовик сделал небольшой круг над нейтралкой, выпустил шасси и… начал снижаться!
«Что он делает?! – мелькнула мысль. – Там же все окопами изрыто! Стоят сгоревшие танки, искореженные орудия… С ума, что ли, спятил этот Гридинский?»
Я прошел чуть выше самолета Гридинского, погрозил ему кулаком и передал по радио:
– Сашка! Брось это дело, иди домой! Себя не жалко – стрелка своего пожалей!
Но по упрямому наклону его головы понял: все равно сядет, ничем теперь не остановить. С тревогой наблюдал я за посадкой штурмовика.
Наконец «ил» приземлился и, резко подпрыгивая на неровностях, побежал по нейтральной полосе. Когда рассеялась пыль, рядом с машиной Пошивальникова я увидел самолет Гридинского. Не обращая внимания на рвавшиеся кругом снаряды, из кабины подбитой машины выскочили две крохотные фигурки: Степан Пошивальников и его стрелок-радист. Они быстро побежали к самолету Гридинского и мигом забрались в кабины. Тяжелый штурмовик пустил бурун пыли и, грузно переваливаясь с крыла на крыло, пошел на взлет.