Выбрать главу

уничтожает Горячев.

На десятой минуте боя счет уничтоженных вражеских самолетов достиг семи плюс один подбитый. На

13-й минуте гвардии старший лейтенант Кисельков подбивает девятого стервятника.

В воздухе появляется еще одна шестерка «фоккеров». Но дальше драться нашим летчикам было

бессмысленно: кончался боезапас, горючее на исходе.

— Зыков, уходи. Я прикрою, — приказывает Кисельков.

Пользуясь преимуществом в скорости, гвардейская четверка победно выходит из боя и благополучно

возвращается на свой аэродром.

Данные разведки были вовремя доставлены генералу.

Этот успешный бой старший лейтенант Кисельков и его товарищи провели 28 июля.

А спустя несколько дней и мне пришлось драться с врагом. В тот раз полк получил приказ прикрыть

штурмовиков, которым предстояло нанести удар по рижскому аэродрому.

Вместе со штурманом полка майором Г. Кудленко мы [188] тотчас начали составлять боевой расчет. Мы

были друзьями, вместе прошли немало трудных фронтовых дорог, выполняли различные боевые задания.

Вместе дрались с гитлеровцами в Крыму, на Калининском фронте. Вместе били фашистов в орловском

небе, освобождали белорусскую землю. В этих боях Григорий Кудленко показал себя бесстрашным

воздушным бойцом. От его огня нашел смерть не один фашистский летчик. Став штурманом полка, он

многое делал для обеспечения боевой работы летчиков, их обучения. Часто сам поднимался в воздух, и

всегда выполнял поставленную перед ним задачу.

На этот раз нам снова предстояло лететь вместе. Подробно обсудили возможные варианты прикрытия

штурмовиков. И когда боевой расчет был почти готов, Кудленко вдруг предложил:

— А что, если мы парой станем замыкающими всей группы прикрытия?

Я посмотрел на него.

— Понимаешь, это самое уязвимое место в боевом строю, — продолжал он развивать свою мысль. —

Вражеские истребители в первую очередь будут атаковать именно замыкающих. А среди тех, кто летит с

нами, немало молодых...

Я прекрасно понимал своего друга. Он заботился о том, чтобы обезопасить молодых. Вылет предстоял

действительно ответственный. Встречи с фашистскими истребителями не миновать, и я согласился с

предложением Кудленко. По крайней мере, как ведущий всей группы, буду хорошо видеть самолеты. Ну, а в случае нападения «фоккеров» — отобьемся. Не раз приходилось меряться силами.

При подлете к рижскому аэродрому фашисты открыли интенсивный зенитный огонь. Но это не помешало

штурмовикам выполнить поставленную перед ними задачу. Они сделали три захода и обрушили на

самолетные стоянки всю мощь своего удара. Аэродром покрылся клубами дыма: горели вражеские

самолеты, что-то взрывалось, выбрасывая кверху большие языки пламени.

Закончив бомбежку, ИЛы стали вытягиваться цепочкой и по одному уходить на свою территорию. Мы

следовали за ними сверху. [189]

Не доходя километров двадцать до линии фронта, вдруг слышу голос своего ведомого:

— Сзади «фоккеры». Удаление тысяча метров.

Почти инстинктивно перекладываю самолет в крутой левый разворот и набираю высоту. Тут же замечаю, что Кудленко на встречном курсе атакует первую пару. «Фоккеры» не выдержали лобового удара и ушли

в сторону. Сверху на Кудленко свалилась другая пара вражеских истребителей. Потом к ним

присоединилась третья. Они атаковали его с разных сторон. Пулеметные трассы прорезали воздух то тут, то там.

Почему он один полез в бой? Не мог же он оторваться от ведущего при выполнении такого простого

маневра, как боевой разворот. Ведь он опытный летчик. Лишь позже, на земле, Кудленко признался, что

как только увидел вражеских истребителей, тут же развернулся на 180 градусов и бросился в атаку, надеясь на мою помощь. И чуть не поплатился за свое легкомыслие, простительное разве что молодому, необстрелянному летчику. Гитлеровцы набросились на одиночный самолет, зажали его в клещи. Лишь

высокая техника пилотирования, трезвый расчет позволяли ему уходить от прицельного огня.

Тем временем я закончил выполнять маневр и сверху ударил по «фоккеру», который нацелился для

очередной атаки. Короткая прицельная очередь с близкой дистанции, и вражеский истребитель камнем

падает вниз. Восходящей спиралью набираю высоту в сторону солнца и снова пикирую на врага. Огонь!

И опять горит «фоккер». Гитлеровцы растерялись и прекратили атаки. Воспользовавшись

замешательством врага, Гриша переворотом через левое крыло вышел из боя и на бреющем удалился в

сторону своего аэродрома.

Бой этот закончился так же неожиданно, как и начался. Потеряв два самолета, фашисты оставили нас в

покое.

Да, фашистские летчики стали не те. Помнится, в 1941 году, когда мы находились на аэродроме Багерово, в Крыму, летчик соседнего полка на наших глазах сбил бомбардировщик ХЕ-111. Экипаж выбросился на

парашютах. Когда мы попытались взять летчиков в плен, то они отстреливались из пистолетов, а потом и

сами застрелились. [190]

1942 год. Во время блокировки вражескими истребителями полевого аэродрома, где мы базировались, ружейным огнем был сбит МЕ-109. Самолет проходил на высоте 80—100 метров. По команде инженера

эскадрильи К. Барковского солдаты открыли залповый огонь из винтовок. И МЕ-109 вдруг «запарил».

Пули, видимо, попали в радиатор. Летчик вынужден был приземлиться недалеко от нашего аэродрома.

Он оказался гитлеровским асом. На его груди красовалось два железных креста.

Фашист сдался в плен без сопротивления, но вел себя гордо, с пренебрежением смотрел и разговаривал с

нашими летчиками.

1944 год. Советские летчики доказали свое безусловное превосходство над гитлеровцами. Били их в

любых условиях. И хотя фашистские летчики по-прежнему упорно сражались, их моральный дух был

подавлен. Война подошла к границам Германии.

И что же? Теперь пленные летчики вели себя по-другому. Вспоминается аэродром Сесава.

Пленный сидел под плоскостью ЯКа на траве. Он охотно рассказывал о себе, отвечал на наши вопросы.

Вид у этого летчика был заискивающий. Куда девалась прежняя спесь, высокомерие?

Пленный представлял собой жалкое зрелище. Он попросил закурить. Заместитель командира эскадрильи

соседнего 64-го гвардейского истребительного авиационного полка К. Маношин оторвал ему газету и

насыпал махорки. Руки гитлеровца дрожали, он никак не мог скрутить папиросу...

Вон оно как обернулось! В сорок первом фашисты шагали на восток, задрав кверху головы, сметая и

уничтожая все на своем пути. «Славяне — низшая раса. Их удел быть рабами. Миром призвана править

только арийская раса», — кричал на весь мир идеолог германского фашизма Геббельс. А теперь

приходится дрожать, страх одолевает «завоевателей» в предчувствии заслуженной кары за бесчисленные

злодеяния.

Русские прусских всегда бивали! Об этом предупреждении А. В. Суворова забыли гитлеровские главари.

Забыли они и наказ Бисмарка, который не советовал немцам воевать с русскими. Вот и пожинают теперь

оккупанты плоды бури, разбуженной ими же самими. [191]

Таков уж русский человек. Ради спасения Родины он готов пойти на любые жертвы, на любые страдания.

Его свободолюбивый дух всегда восставал против притеснения. Его широкая, добрая душа — всегда

открыта людям. Не трогай его, и он не тронет. Ну, а если тронешь — бьет наотмашь!

Августовские бои

В августе войска нашего фронта, развивая стремительное наступление овладели городами Добеле, Джуксте, Тукумс и вышли на побережье Рижского залива у населенного пункта Клапкалнс, отрезав

прибалтийскую группировку врага (впоследствии названную Курляндской) от центральной.

Гитлеровское командование в течение всего месяца крупными силами пехоты и танков неоднократно

предпринимало контрнаступление. Враг стремился захватить Елгаву и Шяуляй, снова овладеть железной