Дальше Анненков пишет, что сов[етская] власть «проводит работу». Где же атаман увидел эту «строительную работу»! В тюрьме Ланчжоу-фу или в монгольском штабе красных! Слышим, атаман, понимаем тебя, но «строительной работе» красных не верим.
Какое же мы должны иметь отношение к «раскаянию» атамана Анненкова! Только одно. От всей души выразим ему наше сочувствие и пожелаем ему поскорее освободиться от нравственных мук, происходящих от роковой, может быть, необходимости подписываться под тем, против чего восстает и возмущается его душа.
Атамана Анненкова нет среди партизан. Но славные традиции, сильный дух и непреклонная воля в борьбе с врагами Родины — большевиками, вдохновленные атаманом Анненковым, останутся, а характер его писем еще больше укрепит партизан в этой воле»[4].
2. ИСПОВЕДЬ ПОВЕРЖЕННОГО АТАМАНА
«Я родился в семье отставного полковника. Отец имел около 70 десятин земли и имение в Волынской губернии. Он умер в 1904 году. По линии отца моя родословная идет от декабриста Анненкова[5].Восьми лет я был отдан в кадетский корпус, который окончил в 1906 году, затем по вакансии поступил в Военное Александровское училище в Москве, где пробыл два года и произведен в офицеры, в чин хорунжего. Хорошо знаю китайский, мусульманский (так в документе. Авт.), французский и немецкий языки. Воспитание получил строго монархическое, тогда каждый офицер не имел права придерживаться никаких других взглядов. Я полагал, что монархический образ самый подходящий для России.
По окончании военного училища меня назначили командиром сотни сначала в Первый Сибирский полк, затем перевели в туркестанский город Кокчетав в казачий полк.
Обстановка в полку в тот период сложилась тяжкая. Среди казаков все сильнее проявлялось недовольство муштрой, строгостью порядков, развязным поведением офицеров. Многие казаки не хотели отрываться от своих станиц и полей. По существу, они принудительно были собраны в лагеря, к ним назначили офицеров, совершенно незнакомых с жизнью и обычаями казаков. За малейшее непослушание следовали строгие наказания, обычным делом было рукоприкладство, мордобой. Один из случившихся на этой почве эксцессов привел к серьезному бунту, последствия которого разом изменили всю мою жизнь. Это произошло в самом начале германской войны.
Начальником лагеря являлся жестокий и грубый офицер Бородихин, который к тому же был нервным и вспыльчивым, а потому избивал казаков по самому ничтожному поводу. Однажды он публично ударил по лицу молодого казака Данилова. Кто-то из присутствующих громко произнес; «Бить нельзя, нет у вас такого права!»
— Кто сказал? — гневно выкрикнул Бородихин, поворачиваясь к группе казаков, из которой исходил протестующий голос.
Ответа не последовало. Начальник лагеря грубо выругал всю группу, обозвал казаков трусами и добавил, что они могут говорить только в спину. Но стоило Бородихину отвернуться, как вслед ему понеслись насмешки и ругательства. Разъяренный офицер выхватил револьвер и закричал: «Буду стрелять, если не замолчите и не прекратите ругань!» В ответ сразу со всех сторон, от рядовых казаков и вольных, последовала реакция: «Мало германских пуль, еще и свои офицера по казакам стрелять собираются. Ничего, и на них найдутся…»
Это была уже открытая угроза. Начальник лагеря вызвал офицеров, приказал развести казаков по баракам и казармам, выявить и представить ему всех недовольных. Однако казаки вышли из повиновения, чему способствовало неправильное поведение офицеров, попытавшихся усмирить подчиненных, но не так, как нужно. Было избито много офицеров, часть которых сгруппировалась в общежитии и стала стрелять по окружившим их казакам. Отстреливаясь от наседавших бунтовщиков, Бородихин израсходовал все патроны, выпустив а себя последнюю пулю. Но он был только ранен и был тут же добит преследователями. Большинство офицеров разбежались. Меня же казаки не тронули, более того, по их просьбе мне пришлось принять на себя командование сразу тремя полками. Полагаю, что я пользовался среди них авторитетом за уважительное отношение к каждому казаку. Мне удалось восстановить порядок во многом благодаря тому, что вся сотня, которой я командовал, была полностью на моей стороне.
4
Обращение Анненкова во ВЦИК СССР написано 5 апреля 1926 г. в то время как, по утверждению самого автора статьи (подписался «Партизан»), атаман 17 апреля был еще в Китае и о «чекистском» насилии над ним не могло идти и речи.
5
Анненков Иван Александрович — кавалергардский поручик, член петербургской ячейки Южного тайного общества декабристов, принимавший участие в деятельности Северного общества, за что сослан на каторгу. Известен своей романтической женитьбой на дочери французского эмигранта, которая исходатайствовала разрешение выйти замуж за ссыльнокаторжного, обвенчавшись и оставшись с ним в Сибири.