Сергей положил на верстак струг, сел на лавку и предложил сесть мне.
– Говори, Юрий. Всё, что смогу, сделаю.
Я объяснил ситуацию с Изей. Сергей задумался.
– Если их будет несколько человек, можем и не управиться; если это дружинники, то оружием владеют лучше нас, противники серьёзные.
– Надо, чтобы ты меня подстраховал. Я буду отбиваться, как смогу, не вмешивайся. Если всерьёз убивать будут – только тогда. Ежели в плен возьмут – не лезь, проследи, куда отвезут. Вот тогда ночью забросай дом ручными бомбами, я принёс тебе парочку. Не забыл, как пользоваться?
– Как можно? Ты про дом упомянул – чей дом‑то?
– Думаю, князя Курбского.
Сергей присвистнул: – Ничего себе!
Я поднялся. – Чтобы не привлекать внимания, я ухожу. Ты седлай коня, поезжай по дороге, выбери место для засады – завтра с утра выезжай пораньше, займи удобное место, чтобы обзор хороший был, да в случае необходимости из арбалета можно было стрелять, затихарись и жди. Если напасть хотят, далеко от города отпускать не будут. На том мы и расстались.
Придя домой, я проверил оружие, сказал Дарье, что отъеду на несколько дней.
С утра надел кольчугу под рубашку, взял арбалет, саблю, и в карманы засунул по бомбочке, выбрав самые маленькие, чтобы карманы не оттопыривались. Сердце гулко бухало в груди – как‑то пройдёт сегодняшний день? Запряг коня и выехал.
Изя уже был на месте, беспокойно вертел головой. Поздоровавшись, выехали из города. Изя ехал впереди на телеге, я держался сзади. Маловероятно, что нападение будет в виду городских стен – слишком много людей на дороге, да и укрытия нет. Окружающие город леса давно вырубили на избы.
Дорога делала плавный поворот между двумя небольшими холмами, поросшими лесом. Вот они!
Навстречу нам ехали четверо верховых. Одеты купцами, да выправка выдаёт. То, что сабли на поясе – не диво, почти все торговые люди в походах были оружны – дороги неспокойны, много развелось шпыней, охочих до лёгкой добычи.
Я наложил болт на арбалет. Конные всё ближе и ближе. Когда между нами осталось несколько метров, конные выхватили сабли – дружно, как по команде. Не медля ни мгновенья, я поднял арбалет и всадил болт в грудь первому всаднику. Готов, тело безвольно упало на шею коня. Я отбросил арбалет – не успею перезарядить, только мешать будет – и выхватил саблю. Против троих опытных, да без щита – хреновато. Но схватка окончилась быстрее, чем я думал. Один из конных ловко бросил аркан, развернув коня, дал ему шенкелей. Меня просто выдернуло из седла, и я больно грохнулся о землю – так, что даже дыхание перехватило. Всадник проволок меня немного по земле, остановился. Двое других быстро спрыгнули на землю, завернули мне руки за спину и связали. Тот, что кидал аркан, спрыгнул с коня, подошёл и от души несколько раз врезал ногой по рёбрам. И хотя на мне была кольчуга с поддоспешником, было очень чувствительно.
– Засранец, Ивана завалил. Он сколько битв с супостатами прошёл, и целым выходил из сечи. Ну погоди, отдаст тебя князь после разговора – будешь Бога просить, чтобы умереть скорее.
Меня подняли за связанные руки, закинули в телегу. Рядом положили тело убитого мною дружинника. Изя сидел на облучке ни жив, ни мёртв от испуга. Один из дружинников прошёл по дороге, подобрал мой арбалет и сабли – мою и убитого дружинника, бросил в телегу. Нас накрыли сверху грязной дерюгой. Телега развернулась, и мы стали возвращаться в Москву. Трясло в телеге немилосердно, лежал я неудобно, на боку. На каждой колдобине на меня наваливался труп. Соседство не из приятных. Снизу было мокро из‑за подтёкшей крови.
Телега остановилась; приглушая разговор, колёса застучали по деревянной мостовой. Стало быть, мы уже в городе.
Остановка, заскрипели открывающиеся ворота, телега въехала во двор. Дерюгу откинули, глаза резанул яркий свет. Меня грубо свалили с телеги, как мешок с зерном, и я больно ударился подбородком. Один из дружинников не упустил случая снова меня пнуть: – Это тебе за Ивана!
Убитого дружинника куда‑то уволокли, вернулись за мной. Подняли за связанные руки и потащили в дом. Войдя в сени, по лестнице спустились вниз, в подвал. Солидно сделано – коридор, двери в несколько комнат. Никак здесь небольшая домашняя тюрьма? А что в подвале – то и хорошо. Никаких криков не услышат на улице. Вывезут потом труп на телеге, прикопают в ближайшем леске.
«Котлов? Кто такой? Не знаем такого и не видели никогда». Чёрт! Надо было собрать хотя бы знакомых Серёгиных – ведь предлагал вчера. Ладно, ещё не вечер.
Меня завели в одну из подвальных комнат. Я огляделся и слегка замандражировал – по стенам висели разные железяки, очень похожие на пыточные – клещи, какие‑то винты с шипами, кнут. Похоже, я тут не первый, инструменты носили следы использования – ручки лоснились от употребления, и на стенах виднелись старые тёмные пятна, уж больно походившие на засохшую кровь. В углу комнаты горела небольшая печь, потрескивая дровами. В подвале, конечно, сыровато, неужели печь для сушки топят? Или для меня?
Меня усадили на стул. Руки так и остались связанными сзади. Пояс с меня сняли ещё раньше, вместе с ножнами от сабли и ножом. Но вот обыскать меня никто не удосужился, и я чувствовал тяжесть бомбочек в карманах кафтана.
В коридоре раздались шаги и голоса, в комнату вошли трое – впереди князь Андрей Курбский – я его узнал, видел мельком в лагере воинском под Полоцком, и с ним ещё двое – оба небольшие, жилистые, в простых рубашках с закатанными рукавами. Князь посмотрел на меня с любопытством: – Так это ты убил моего лучшего дружинника? Ты гляди, какой резвый! Уж на что Иван воин опытный был, а гляди‑ка, и на него умелец нашёлся. Ты знаешь, кто я?
– Князь Андрей Курбский.
– Верно.
Князь прошёл в середину комнаты, уселся на стул, руки положил на стол.
– Поговорить с тобою хочу, смерд.
– Я не смерд, я вольный человек.
– И откуда ты такой взялся, что пакости людям чинишь, напраслину возводишь?
– Какую же напраслину на кого я возвёл?
– А кто Адашеву про меня наговорил, что я с литовцами в дружбе?
– Я и сказал, да только не я придумал.
– Кто же тебе подсказал про навет такой?
– Сам слышал, как в Полоцке воевода с посадником разговаривал.
Серые глаза князя потемнели.
– Вот я сейчас кнутами бить тебя велю – у меня мужики ох какие мастера по этому делу.
Мужики в углу гаденько захихикали.
– Говори, кто надоумил Адашеву про меня гадости говорить?
– Никто, сам слышал!
Андрей повернулся к мужичкам, кивнул. Тот, что стоял ближе, махнул рукой, и меня обожгло болью. И когда он кнут в руки успел взять?
– Ну, будешь говорить?
– Я всё сказал, и всё – правда.
Князь налил себе из кувшина вина в ендову, не спеша выпил, обтёр усы.
– Потрудитесь, ребятки.
Кнуты захлестали по моей спине, и через несколько минут кафтан оказался изодран в клочья.
– Хозяин, кольчуга на ём!
– Так снимайте!
Мне споро развязали руки, разорвали кафтан и бросили его в угол. Стянули через голову кольчугу, войлочный поддоспешник. Я остался в нательной рубахе. Всё снимать не стали, просто разорвали на спине. И – давай кнутами охаживать! Я решил не сдерживаться и орал. Господи, и зачем я связался с Изей, влез в эту авантюру? Я уже начал жалеть о содеянном – забьют насмерть, и тела потом никто не найдёт. Продержаться бы до вечера, не должен Сергей сдрейфить – покидает бомбочки в окна, а там и я с божьей помощью выкручусь. После каждого удара тело обжигало нестерпимой болью, остатки исподней рубашки из белой превратились в кровавую, прилипнув к телу.
В коридоре послышались шаги, вошёл дружинник, поклонился князю, подошёл и начал шептать в ухо. Князь кивнул головой, поднялся и пошёл к двери.
– На сегодня хватит, дайте ему воды, пусть набирается сил, завтра всё расскажет.
Мужики вытерли тряпицей руки, один поднялся наверх, принёс ведро воды.
– До встречи, голубок!
Дверь захлопнулась, проскрежетал замок. Я перевёл дух. О деньгах – ни слова, все попытки выбить признание – только о полоцком предательстве. В принципе, план сработал, я узнал, что мне надо, можно и бежать из этого недоброго дома. Только надо князю должок за битьё кнутом вернуть. А проговорился князь насчёт Адашева… Хорош дьяк, нечего сказать. Я рисковал шкурой, а он меня Курбскому же и сдал за три копейки.