В боях за Ростов начавший формироваться отряд Чернецо-ва не участвовал, он двинулся по железной дороге на север от Новочеркасска и занял крупнейший шахтерский поселок Алек-сандровск-Грушевский. Севернее, на станции Горной, отряд понес первые потери — погиб семинарист Федор Никонов. Затем Чернецов вышел на границу Дона и Украины и занял станцию Щетово на ветке Зверево-Дебапьцево на украинской территории.
Война велась «эшелонная». Как писал один из первых историков Гражданской войны, «небольшое количество активных вооруженных сил, которыми располагали обе стороны для решения задач местного значения, и слабость их первоначальной организации привязывали эти силы клиниям железных дорог...
“Армии” в нескшнжо сот человек, разъезжая в эшелонах и быстро благодаря этому сосредотачиваясь на совершенно неожиданных направлениях, в несколько дней решают судьбу самых сложных и обширных операций»103.
Бои велись за узловые железнодорожные станции. Две-три сотни бойцов подкатывали на поезде к станции, высаживались, рассыпали цепь. С платформ поезда начинали бить пушки. Противник, если он был силен, отбивался и заставлял нападающих погрузиться в эшелон и убраться, если же оказывался слабее, срочно грузился сам. На следующей станции повторялось то же самое.
Примерно три недели, с первых чисел декабря и до Рождества, больших боев не было. Большевики подтягивали силы к границам Дона. С севера от Воронежа на Чертково выходил отряд Г. Петрова (одного из будущих 26 бакинских комиссаров) в 3000 штыков щ>и 40 пулеметах и 12 орудиях. В Донбассе сосре-дотач и вались отряды Р. Сиверса (1165 штыков, 97 сабель, 14 пулеметов, 6 орудий) и Ю. Саблина (1900 штыков, батарея, 8 пулеметов). 22 декабря отряд Сиверса, идущий из Харькова, соединился с донецкими рудничными красногвардейцами. Отряд Саблина расположился в Луганске. На помощь Сиверсу и Саблину шли снятые с германского фронта солдатские полки. По дороге они разлагались, митинговали, пьянствовали, разбегались. Конечной целью их было — добраться до дома. Драться с казаками они особо не рвались. И Чернецов на рожон пока не лез.«Поводов для кровопролития каждый день много, но у меня в отряде юнкера, кадеты, гимназисты. Их матерям я клятвы давал беречь их сьгаовей. И берегу», — говорил Чернецов.
Но на второй день Рождества командующий советскими войсками Антонов-Овсеенко решил нанести решающий удар по сходящимся линиям, по сходящимся веткам железных дорог. Петров должен был ударить вдоль Юго-Восточной железной дороги от Воронежа через Чертково на Миллерово, но у Чертково увяз в переговорах с донскими регулярными разлагающимися полками. Саблин от Луганска должен был выйти по ветке на важнейшую узловую станцию Лихая в самом центре Донской области. Сивере должен был, прикрывая Саблина с юга, двигаться по параллельной ветке из Никитовки на Дебальцево, Щетово, Зверево. Этим ударом Сивере и Саблин разрезали бы
Юго-Восточную дорогу пополам и отрезали бы север и восток области от административных центров. Но Сивере, получивший подкрепления с германского фронта, ввязался в бои с 46-м Донским полком и, увлекаемый этими боями, двинулся не на восток, на Зверево, а на юг, на Таганрог.
Воспользовавшись образовавшимся разрывом, донское командование решило нанести удар в стык между колоннами Си-верса и Саблина на Дебальцево, по той самой ветке, по которой должен был идти, но не пошел Сивере. Наносить удар должен был отряд Чернецова.
Налет на Дебальцево был не по силам одному необстрелянному отряду, хотя Чернецов и говорил о своих партизанах: «У них так горят глаза, что я с ними сделаю все». Чернецовцы должны были сыграть роль авангарда, поскольку не боялись идти за границу Дона (вообще ничего не боялись) и могли увлечь за собой более многочисленные регулярные части.
Всего были стянуты две сотни 10-го Донского полка, сотня 58-го Донского, семьдесят партизан 1-й Донской добровольческой дружины, пулеметная команда 17-го Донского полка и артиллерийский взвод.
В первый же день Рождества до Чернецова донеслись слухи об активизации большевиков и о появлении противника на станции Колпаково. Чернецовцы сразу же заняли эту станцию, но слухи оказались ложными. 26 декабря от Колпаково на Дебальцево была послана конная разведка. А на следующий день партизаны, купив билеты, выехали на проходящем поезде № 3 из Колпаково на Дебальцево (как тут не вспомнить поездки донских казаков «повоевать» в Приднестровье и в Абхазию в 90-е годы?). В аппаратных на проезжаемых станциях оставляли караулы, блокируя связь.
Поезд остановился у дебальцевского семафора, где чернецовцы разоружили часового и идущую к нему смену. Отсюда, развернув цепь, двинулись на станцию. Большевики, не ожидавшие нападения, открыли огонь, когда чернецовцы были в двухстах шагах от станционных построек. 20 минут длилась перестрелка, затем партизанская артиллерия, успевшая сгрузиться, первой же очередью сбила с вокзальной крыши большевистский пулемет, и чернецовцы поднялись на «ура».
Станция была захвачена, после чего к ней подошел поезд № 3 bis с казачьими сотнями, которые и «закрепили» территорию.
Потери чернецовцев — 2 убитых, кадет 7-го класса Полковников и учащийся высше-начального училища Пятибратов. Трофеи — 5 пулеметов, вагон винтовок, патроны...
Переполошившиеся большевики стали стягивать силы к Дебальцево и временно остановили наступление на донскую территорию. Они остановились на границе, разлагались и разлагали все вокруг себя.
После Нового года чернецовцы были отведены в Новочеркасск и с 5 января несли в городе караульную службу, сменив студенческую дружину.
Общая ситуация не улучшилась. Призывы Чернецова к офицерам не дали результата, хотя Новочеркасск был переполнен людьми в погонах. Роман Гуль, прибывший в город в это время, вспоминал: «На тротуаре трудно разойтись: мелькают красные лампасы, генеральские погоны, разноцветные кавалеристы, белые платки сестер милосердия, громадные папахи текинцев.
По улицам расклеены воззвания, зовущие в “Добровольческую армию”, в “партизанский отряд есаула Чернецова”, “войскового старшины Семилетова”, в “отряд Белого дьявола — сотника Грекова”.
Казачья столица напоминает военный лагерь.
Преобладает молодежь — военные.
Все эти люди — пришлые с севера. Среди потока интеллигентных лиц, хороших костюмов иногда попадаются солдаты в шинелях нараспашку, без пояса, с озлобленными лицами...».
Донская столица действительно лишь «напоминала военный лагерь», а не была им. Из многих тысяч военных лишь 2 тысячи к этому времени записались в Добровольческую армию, а партизанские отряды, возникшие под впечатлением чернецовских подвигов, имели «едва ли 400 человек». Многие из них предпочитали бороться с «внутренними врагами», а не ехать на границы области.
Угнетающе действовала политическая неопределенность. Донские верхи пытались продемонстрировать добрую волю, но многие, как ни странно, увидели в этом полное отсутствие воли.
Стараясь сгладить конфликт между казаками и донскими крестьянами, Каледин и его окружение пошли на создание «паритетного» коалиционного правительства с привлечением местной «демократии». Решение принесло Каледину больше потерь,
чем приобретений: донские крестьяне так и не поднялись против большевиков, а казаки новому правительству не доверяли, опасались, что, опираясь на него, крестьяне потребуют уравнительного передела земли. Кроме того, новое правительство совсем уже некстати потребовало вывода Добровольческой армии из Новочеркасска, и штаб «добровольцев» перебрался в Ростов.