— Откуда тебе это известно?
— Неважно, — прошептал Ахмет. — А чтобы ты мне поверил, скажу, что Бекмерза в тот день никуда не уезжал.
На улице, в том месте, где Терпухин оставил машину, ничего не было. Юрий не поверил собственным глазам. Надо же, завлекают в дом, сволочи, заговаривают зубы, в то время как его машину угоняют!
Терпухин обернулся и, зло выругавшись, побежал обратно в дом Ахмета. Возле калитки он остановился, пригнулся и вооружился пистолетом. Но едва в его рунах появилось оружие прозвучала автоматная очередь. Пулями разнесли сосновые доски забора в щепки.
Не поняв, откуда стреляли, Терпухин перемахнул через забор и очутился в каком-то огороде. Поднявшись на ноги, он бросился к спасительному углу дома. Автоматная очередь еще раз вспорола воздух. Завизжали женщины. Терпухин свернул за угол и вжался спиной в кирпичную стенку. «Нет, они не хотят меня убить… Иначе я давно отправился бы к земляным червям… Пугают или отвлекают, чтобы отогнать машину подальше…»
Едва Терпухин высунулся, как снова грохнула очередь. Пули отсекали от кладки кусочки кирпичей. Один осколок впился в предплечье. Юрий извлек его. Из раны тонкой струйкой полилась алая кровь.
«Надо пробиваться к блок-посту, — подумал Терпухин, слизывая кровь с предплечья. — Иначе они продержат меня здесь до ночи. Только как это сделать?»
Осмотревшись, Юрий решил: не уходить дворами, а наоборот — атаковать. А для начала подавить «огневую точку» противника. Он успел заметить, что пули били вниз, значит, стреляли сверху, скорее всего, с чердака дома Ахмета. Возможно, стрелял и сам Ахмет, если, конечно, успел после того, как они расстались, быстро взобраться на чердак, где прятался до прихода Терпухина. Дом стоял немного наискосок, поэтому стрелять можно было только из слухового окна фронтона с северной стороны… Именно туда нужно было выстрелить Юрию, чтобы заставить заткнуться автоматчика.
Выскочив из-за угла и удерживая пистолет обеими руками, Терпухин стал стрелять в железную крышу дома, метя в ее северную часть.
Атаман не ошибся. Стрелявший замолчал. Заминка дала Терпухину возможность выскочить на улицу и беспрепятственно пробежать мимо нескольких домов в направлении блок-поста. Однако сзади затрещали сразу несколько автоматов, причем в целях безопасности стреляли в воздух. Юрий прибавил ходу. Вскоре он увидел свою машину. Как и предполагал — возле блок-поста. У чеченцев не хватило времени, чтобы уговорить эмвэдэшников выпустить их из станицы.
Завидев Терпухина, чеченцы бросили «Ниву» и бегом пустились в сторону Чечни.
Когда Юрий подошел к своей машине, молодцеватый капитан милиции воскликнул:
Хорошо стрелял! Мы слышали. Думали, тебе каюк.
Терпухин промолчал.
Значит, ты одержал над ними полную викторию, что бывает редко… — продолжал милиционер. — Они тебе это припомнят, — капитан протянул Юрию индивидуальный перевязочный пакет. — Не то что машину, самого угонят. Нам в Академии подборку документов показывали — разные договоренности, справки по кавказским делам за последние триста лет. Почти все они о том, что русские обязуются делать то-то и то-то, а «дикие горцы» — не красть людей… Они тебя прижмут, парень.
Я их так прижму, что шерсть у них задымится, зло бросил Терпухин, перевязывая руку.
Уже за рулем, глядя, как кровь проступает сквозь бинт, Юрий вспомнил разговор с Ковалевым.
«Да, сколько еще прольется крови, — подумал он, — пока „дикие“ станут цивилизованными… А может это мы, русские, нецивилизованные, и нужно принимать их, чеченцев, такими, какие они есть?»
Глава 3.
Теперь Юрий точно знал, что скоро на хутор нагрянут чеченские боевики.
Впрочем, это были не боевики, а просто бандиты. Масхадов контролировал только своих. Раньше, сразу после ввода войск в Чечню, группам чеченцев, вооруженных с головы до ног, давалось более точное определение — «вооруженные бандитские формирования», чему чеченцы упорно противились. После поражения России в этой еще далеко не последней кавказской войне и вывода из бывшего федеративного образования русских воинских частей боевики-профессионалы остались не у дел. Воевать стало не с кем, грабить тоже было некого — большинство русских успели уехать задолго до «лебединой» песни известного генерала. Долларовые реки и ручейки из-за пределов провозгласившей себя свободной республики иссякли. Что возьмешь у собственного народа? Грабить своих — все равно что срывать бикини с малолетки: стыдно, позорно, а если и сорвешь, то ничего под тряпицей не обнаружишь.