Зубов был пожалован внеочередным званием генерал-аншефа, отмечен орденом Георгия второй степени, алмазными знаками ордена Андрея Первозванного. Награждены были и многие генералы и офицеры. Матвей Иванович Платов удостаивался ордена Владимира третьей степени.
— И еще императрица-матушка повелела вручить донскому атаману присланную почесть, — и с этими словами Зубов извлек из ящика саблю. Обтянутые темно-синим бархатом ножны, золотая оправа, украшенный алмазами и изумрудом эфес. На нем короткая надпись: «За храбрость».
— За службу верную, за ваши дела, кои известны всей России, за мужество и умение воинское, — сказал Зубов, передавая генералу оружие.
Вечером, оставшись один, Матвей Иванович выложил на стол две сабли. Справа лежала его старая, некогда принадлежавшая отцу. Он вспомнил день, когда отец вручил ее. Было это вскоре после сражения под Каушанами, когда атаману дозволили побывку в станице Черкасской.
Отец, увидев сына в звании бригадира, георгиевским кавалером, наделенным властью походного атамана в Екатеринославской армии, не удержался, пустил слезу.
— Утешил, Матвей, на старости лет. Теперь можно спокойно сойти в могилу. Только прежде прими от меня самое для меня дорогое. — С этими словами Иван Федорович снял со стены саблю. — Не в ссуду, но скажу, что твоя сабля до моей не дойдет. И сталь в моей крепче, и вострей она. Не в одной перепалке побывала и не подвела. Мое время ноне прошло, твое подоспело.
Отцова сабля была с Матвеем Ивановичем и в Молдавском походе, и в штурме Измаила, с ним была и в недавнем походе на Кубань и в Чечню. Как ни хорош был подарок государыни, а отказаться от привычной старой сабли не смог.
— Спрячь-ка понадежней сей царский подарок, — сказал денщику. — Воевать мне привычней со старой сабелькой.
В ноябре находившиеся в авангарде полки Платова первыми вышли к Куре. Не задерживаясь, с ходу переправились через бурный поток и ушли вперед. Хотя Ага-Мохамед и отошел, однако в горах и на равнине рыскали его отряды, и необходимо было обезопасить от нападения корпус. Он стягивался к селению Джевата при слиянии Куры и Аракса. В Баку, Кубе, Шемахе, Шуше и других городах с дружественным населением оставались небольшие гарнизоны.
Стояла ненастная пора. Почти каждый день лил дождь и пронизывал до костей холодный ветер. Войска испытывали недостаток в продуктах, начались болезни.
От дальнейшего наступления Зубов решил воздержаться, обосновать зимнюю стоянку.
— Здесь должен быть не просто лагерь, а город, с крепостью и пристанью для кораблей, — требовательно говорил он, стоя под дождем в окружении приближенных.
Сквозь мутную дождевую завесу виднелась плоская, как стол, равнина, а позади бурлила река.
— Деволан! — не оглядываясь, позвал главнокомандующий.
Перед ним вырос стройный полковник, чернявый, с аккуратными бакенбардами и живыми умными глазами.
Это был знаток инженерного дела Деволан, недавно прибывший из Петербурга. Голландец по происхождению, он десять лет назад приехал в Россию, вступил на службу в армию, получил чин майора. В армии Потемкина он состоял первым инженером. Позже принимал участие в разработке планов взятия многих крепостей: Каушаны, Паланки, Килии, Измаила. Два года назад вместе с адмиралом де Рибасом он обследовал черноморскую крепость Хаджибей и избрал ее для создания там порта. По планам Деволана теперь шло строительство военной гавани и купеческой пристани, получившей позже наименование Одессы. Деволан руководил постройкой крепости Фанагория, Кинбурн, составлял планы основания многих городов. Екатерина проявила к нему особое внимание, считала человеком деятельным и опытным, оделила многими наградами. Сюда же он прибыл, чтобы оказать помощь Зубову в инженерных делах.
— Вот здесь, Деволан, нужно строить город. Назовем его в честь нашей императрицы-матушки Екатериносердом.
Знал фаворит как подольстить.
И закипела работа! Город рос на глазах. Одновременно с землянками вокруг крепости насыпался вал, а на площади возводился двухэтажный дворец главнокомандующего. На Куре возник порт, приплыли с товарами и продовольствием суда из Баку и Сальян. Из Грузии потянулись стада скота.
И зашумел разноголосый базар, на который стали съезжаться жители не только близлежащих, но и отдаленных местечек и селений.
В разгар работы из Петербурга прибыл фельдъегерь. Его провели в приемную Зубова.