— Ой, жги! жги! жги! жги! говори! — кричит Никон и, неистово гремя сапогами, пускается в пляс.
Никон спотыкается и валится к ногам Павлухи, барахтается, как неуклюжий медведь, и обнимает пропитанный дегтем сапог Павла.
— Павлуха! Родной мой, хочу тебе ноженьку поцеловать.
Целует мокрую кожу и рад.
Встает, бьет себя кулаками в грудь.
— Эва! тутотка! тутотка, Павел, подлый ты человек! Давай сожжем келью. Чего в ней. Уйду я, Павел, все поломаю, раз-зорю-ю!
Он садится рядом с Павлом. Глаза у него большие и красные.
— Сожжем, Павел, сожжем! В-во! Пущай келья горит, лес горит! В-во! На нож! — подает он Павлу сапожный нож, которым днем чинил посох. — Режь космы. Режь, а то самого в горло стукну!
Поворачивается спиной к Павлу. Тот сгребает в руку кольца Никоновой гривы и окарначивает его.
— Ладно, — говорит Никон, — уходим. А Степку возьму с собой, чтоб его во лесях не слопали.
Он надевает полушубок и скуфью, снимает беспокойно взирающего на свет петуха с жердочки и уходит из кельи в темный лес. За ним плетется и Павел.
— Жечь не буду! — вдруг решает Никон. — Пьяненький я. Может, к утру очухаюсь и восплачусь.
— А куда я?
— А и ты со мной! — гневно кричит Никон. — В посад, в трактир.
Вступают в глубокую тьму; как слепцы, натыкаются на сучья. Слабый огонек, освещающий оконце кельи, смотрит им вслед одиноко и жалобно.
Уныло стучат сухие вершины сухостойных деревьев, словно кости сошедшихся в ночи мертвецов.
Путь далек…
«Новая жизнь» № 2, 1912 г.
Женечка
Как белая лилия она, а щеки ее матово-розовые. Глаза же карие, задорно бегающие. Ходит по городу с черным портфелем под мышкой и преважно надувает губы. Мальчишки у лотков и шустрые газетчики окидывают проницательными взорами модное пальто с куньим воротником и принимают за курсистку, идущую на занятия, но глубоко ошибаются: это Женечка; в ее объемистом портфеле не лекции и учебники, а образчики материй, прейскуранты усовершенствованных паровых молотилок, описания пишущих машин и два-три настольных календаря.
…Подходит к парадному подъезду, швейцар лениво отрывается от газеты и распахивает дверь, сердито оглядывая стройную фигуру нарушительницы его покоя.
Женечка, не удостоив его взглядом, величественно проплывает мимо, подымается по лестнице и озабоченно морщит переносицу, что-то соображая.
С апломбом звонит:
— Господин Дудов дома?
— Выпивши…
— Доложите.
Сует в руку мужиковатой горничной визитную карточку с задумчивыми готическими буквами:
«Евгения Николаевна Осокина.
Представительница фирмы „Хлебопашец“,
компании „Описки“
и издательства „Золотые Паникадила“».
— Гони ее к черту! — звероподобно рычит где-то в перспективе матерый голос, и дверь с шумом захлопывается за Женечкой, потому что:
— Они нализавшись, злющие…
— Нахал! — мысленно бушует Женечка, важно спускаясь по лестнице и опаляя хмурого швейцара молниеносным взглядом, за то, что он прислуживает таким грубиянам, как господин Дудов.
— Газетку не пожелаете? — подкатывается на улице газетчик. Женечка роется в желтеньком портмоне, вытаскивает серебряный пятачок и покупает левейшую газету. Потом влетает в вагон трамвая и утопает в новостях дня; ее розовый носик выглядывает из-за газеты очень многозначительно.
— Ай… ай… ай! — вдруг не выдерживает она. — Сормовские-то 96! И куда только мы катимся…
— Иван Петрович! Голубчик вы мой, здравствуйте! — неожиданно замечает она вошедшего в вагон знакомого. — Присаживайтесь сюда, веселее будет…
— Кого я вижу! — радуется Иван Петрович. — Мое почтение-с, уважаемая Евгения Николаевна. Давненько не виделись. Что новенького слыхать?
— Да вот с сормовскими швах…
— Эх! — отмахивается рукой Иван Петрович. — И не говорите, везде застой.
— И младотурки пошатываются.
— Да, да, представьте себе…
Потом оба замолкают, погруженные в степенное раздумье.
— Какая у вас малюсенькая ручка! — неожиданно осклабляется Иван Петрович, и его лошадиная физиономия озаряется робкой улыбочкой.
Но Женечка обдает его ледяной струйкой презрения: потакать ухажерам она не охотница.
— Н-да, сормовские… Не ожидала!
Собеседник смущается, не зная хорошо чего собственно Женечка не ожидала. Наконец, не выдерживает этой пытки — поднимается: