Тот берег Тухлой болотист, — поемная низина, поросшая копьями дикого лука. Версты на две, кроме штабелей дров, на ней ничего не стояло, и только вдали виднелись домишки, маковки церквей и пожарная каланча. В половодье Тухлая разливалась до самых построек; тогда чайки с криком носились над ее водами, вылавливая нагнанных с Волги рыбех.
Старый город соединился с тем берегом американским мостом и длинною дамбою. Черный мост высился рядом с древним монастырем, в белых стенах которого торчали застрявшие в стародавние времена каменные ядра.
У монастыря Волчок проворно юркнул под откос набережной, поглазел, как на лаве бабы, высоко подоткнув подолы, полощут белье, а мальчишки терпеливо ловят плотву, — и помчался под мост мимо свинцовых плит, сложенных на берегу, как дрова, в поленницы.
Редко кто захаживал под мост — рыбак с сачком, да бурлаки, тянущие лямку. Уж очень легко было сорваться с узкой тропы в темный омут. Но Волчок не боялся ни омута, ни подмостного мрака.
— Ха-ан! — крикнул он, став спиною к воде. «А-ан»! — ответило эхо, заглушаемое сверху топотом конских копыт, лязгом железа, грохотом телег и стуком шагов.
— Ха-ан! — повторил Волчок, и опять эхо передразнило: «а-ан»! Никто не отзывался… Тогда Волчок полез на четвереньках вверх к гранитной опоре моста. Откос дамбы был облицован камнями, но они только затрудняли движение, ежеминутно скатываясь вниз в темный омут. Раз Волчок сорвался и предотвратил падение лишь тем, что лег на брюхо, а подбородком уцепился за выступ булыжника. Крутой откос казался почти отвесным и недоступно высоким, а омут чернел зловеще, словно таил в себе гибель. Сколько народу в нем перетонуло! Весной, в половодье, здесь пошла ко дну лодка с рыбаками; никто не спасся, хотя речка не широка. Мальчишек в ней тоже куча. Говорят, тут проживает черт; он стал страшно злым с тех пор, как над его логовом перекинули мост. Правда, с моста частенько бросаются в омут, чувствуя вину перед чертом и принося ему повинную, но черт хмурится еще более, а омут темнеет все зловещее.
— Ха-ан!
Волчок поднялся на ноги и, придерживаясь за гранит, осторожно пошел вдоль опоры, к ее углу. Завернув за угол и при этом вторично чуть-чуть не сорвавшись, он опять полез на четвереньках, но теперь гранитная стена была не над ним, а сбоку.
Сваи моста лежали посреди подставы, часть гранитной массы оставалась свободной и образовывала нечто в роде террасы, — вот к ней-то и пробирался Волчок.
Когда до террасы можно было достать рукой, он остановился передохнуть, а затем вскарабкался на нее и, гулко шлепая босыми ногами по холодному граниту, приблизился к неподвижно лежащему персу. Это он, Волчок, нашел Суран-хану даровое убежище, это он поселил его здесь. Ни одна собака не разнюхает, хотя мост над самою головой и слышны голоса пешеходов.
— Хан! Вставай, лежебока!
Хан лежал на спине, прижав к груди изогнутые руки, и страдальчески смотрел расширенными глазами на просмоленную настилку моста, по которому где-то там, далеко-далеко, едут, идут, несутся и плетутся десятки людей и животных. На синих губах, на платье, на граните белела рвотина. Еще, должно быть, ночью к Суран-хану пришла непрошенная гостья; быть может, на самой заре перс ослаб в неравном поединке…
— Холерный! Холерный! — прошептал Волчок. Пятясь по-рачьи и дрожа, он отступил к краю террасы, не будучи в силах оторвать взгляда от неподвижного перса и его страдальческих глаз. Он был уверен, что упадет под откос, но этого не случилось. Как раз на самом краю Волчок по-воровски стремительно повернулся спиною к мертвецу и соскочил на дамбу. Хорошо, что он опомнился вовремя!
Он стал поспешно спускаться вниз. Чем быстрее он полз, тем сильнее хотелось поскорее добраться до тропы. Он ускорял движения, скользил, обрывался, разорвал штаны и разбередил ссадину, полученную утром при выходе из дома. Конечно, мертвеца Волчок уже не мог видеть, но, ведь, он знал… знал, что Суран-хан по-прежнему лежит на граните, сжав руки двумя дугами, и с открытым ртом. И так он пролежит очень долго — кому он нужен, кто его отыщет?
Волчок побежал, что было силы, по тропе, мимо поленниц свинца и полощущих белье баб, к набережной. Там он на миг приостановился, оглянулся на американский мост, полный людей и обозов, — и опять, как сумасшедший, рванулся в Таборы. На пути ему встретился Ванька, сторожев сын.