Долго еще в этих селениях донскими казаками детей путали.
Скучная служба, а никуда не денешься. Благодетель, князь Василий Михайлович Долгоруков, ушел в отставку. И «Крымским» его назвали, и Георгия первой степени пожаловали, а вот фельдмаршальский чин — никак, он и обиделся. Можно бы на Серебрякова понадеяться, на походного атамана казачьих полков в Крыму… Тот, как и Матвей, больше к русской власти, чем к своей, донской, прислонялся, одного поля ягоды. Но при встрече с пугачевцами прошиб Серебрякова геморрой, казаки смеялись: «От страху кровью ус…ся». Разгневанный Потемкин чуть было не казнил его, Императрица отстояла. Но был теперь Серебряков конченой фигурой. Не на кого Матвею надеяться. Разве что на батюшку, Ивана Федоровича.
Батюшка, Иван Федорович Платов, побывал с полком в Польше, в Санкт-Петербурге, переброшен был оттуда под Москву и теперь так же, как и Матвей, ловил ослушников вокруг древней столицы. На виду, на отличном счету…
Оставим на время отца и сына Платовых гонять за бунтовщиками по бескрайним российским просторам и посмотрим на дон, где устанавливалась в это время новая власть, делились посты, к которым службистых и приверженных российской короне Платовых и близко не подпустили.
Опасаясь, как бы пугачевская зараза не прижилась на Дону, дали власти донцам послабления. Следствие над ефремовскими сторонниками прекратили и всех, кто выжил, отпустили. Самому Ефремову из Пернова разрешили перебраться в Таганрог, но опальный атаман отказался и поселился в Санкт-Петербурге; не захотел, а может, и побоялся на Дон возвращаться. Старшего сына его, к тому времени подросшего, загнали со сменным полком одного из Иловайских на Кубань.
Навезли власти в Черкасск хлеба в счет жалованья, осчастливили черкасню. Шестьдесят четыре тысячи четвертей! Потемкин, смело взявший на себя главное начальствование над Войском, да и не над ним одним, доискивался истинных причин возмущения и предполагал их на Дону заранее пресечь. Усмотрел, что одна из причин — самовластие старшинское. Ввел он на Дону Гражданское правительство, сохранив за ним прежнее название — Войсковая Канцелярия. Двух членов, старшин, он в это правительство сам назначал, а четверых Войско выбирало на один год. Руководствовалось отныне правительство не донским обычаем, а российскими законами, соблюдая, однако, данные Войску ранее привилегии. Вместо Семена Сулина, атаманившего на Дону во время неспокойствия, наказным поставили Доказавшего свою преданность Алексея Иловайского.
И Иловайского и все правительство посадил Потемкин на жалованье. Атаману положил в год тысячу да «столовых» денег четыре тысячи, правительству, конечно, поменьше. Но кто и когда на Дону жил на жалованье?..
И еще одно событие, важное для Дона, которое и нашего героя коснулось. Всех, кто в это время полками командовал, приравняли к русским воинским чинам, считали их пониже майора, но повыше капитана.
Привыкало Войско Донское, обустраивалась старшина на новом положении. Средняя станица и без Ефремова власть в Черкасске удержала. Вылезли вверх многочисленные Иловайские, родня их Дячкины, Луковкин, усидел наверху ефремовский прихвостень Васька Маньков, доказал свою преданность царице, лазутчиков пугачевских нещадно налавливая. Из коренной черкасни вышел наверх Дмитрий Мартынов, герой дунайских баталий. Бессменно заправлял всеми бумажными делами Иван Артемович Янов. Да ликовали, не уставали, свалившие Ефремова дружки Кирсанов и Юдин.
Блеска прежнего у атаманской власти не стало. Иловайский с его утиным носом, тонкими губами и усиками не дотягивал до величественного, породистого Ефремова. И полковника ему дали, и генерал-майора, и из наказных в войсковые атаманы возвели. Нет — мелковат.
Слухи весь год будоражили Канцелярию и весь Черкасск один страшнее и нелепее другого. Вроде и успокоилось все, но упорно ждали страшного. Да и как не ждать? Все ходили и друг друга пугали: «Сечь разогнали, и нам то же самое будет».
Запорожскую Сечь в 1775 году разогнали, и донские казаки в этом участвовали. Дожились…
Два было старейших великих войска — Дон и Запорожье. Много Россия от них претерпела, особенно в Смутное время, и, памятуя о прошлом, в 1622 году особой грамотой запрещала Москва донцам запорожцев на Дон принимать. Но постепенно перешли вольные запорожские казаки в подданство России. И до и после этого события теснейшая связь была меж донцами и запорожцами. Вместе на море ходили «за зипунами», вместе турок били, татарву… Когда поднялся Хмельницкий, то многие донцы его поддержали, хотя и с оглядкой на союзного Хмельницкому крымского хана. Вместе от царя Петра отбивались. Украина Мазепу выставила, Дон — Булавина. Перессорила их, донцов и запорожцев, земля…