Весь юг империи, как наэлектризованный, ждал, когда же двинется в путь августейшая путешественница, готовился встречать, вожделел наград и трепетал перед возможными карами.
Атаман Алексей Иванович Иловайский с супругой и толпой родных и близких, Иван Каршин со степенными казаками и всеми войсковыми регалиями, несколько полков, спешно снятых с Линии, и войсковой есаул Иван Родионов с особой пятисотной командой лучших доброконных казаков двинулись, прихватив еще и калмыцкий отряд, в сторону Перекопа в самом конце месяца.
Степь у Черного моря уже расцвела. Неисчислимые стаи птиц кочевали на лиманах; взлетая, закрывали половину неба. Лебеди, утки, кулики. Дальше в степь появились стрепеты, жаворонки, шныряли бесстрашно лисы в поисках легкой добычи.
У Каменного Моста донцы стали табором. Всего собралось тысячи три с половиной. Раскидали дозоры, назначили дежурства. С изумлением оглядывались на невиданную по размаху работу, которая кипела в новоприобретенной[63] Тавриде.
Переселенцы, потемкинские рабы, собранные с украинских городов однодворцы поднимали и возделывали сроду непаханную землю, мостили дороги, прорежали леса, превращая в парки, возводили арки и целые дворцы. Солдаты из блестящих лагерей в форме нового покроя ежедневно упражнялись в маршах, стрельбе, сложном маневрировании; орали до хрипоты офицеры, но мордобоя особого не было заметно…
В ожидании оглядывали себя, подтягивались, шли первые прикидки: всели по достоинству представлены, нет ли ущемления какому роду или станице.
Матвею черкасские ребята в первый же день, как разместились, сказали:
— Тут одни Денисовы да Иловайские. Черкасню задвигают. Крутит чего-то атаман…
Да, бывало, красовался Черкасск на одиннадцати станицах, как Рим на семи холмах. Богатели казаки, расцветали, переплетались (роднились фамилиями). В Гражданском правительстве пухли папки дел гражданских: заняли… перезаняли… втемную всучили… В Скородумской при «кроткой Елисафет» даже деньги фальшивые делали, был такой — Гуселыщик, воровских денег мастер. Черкасня — Грековы, Яновы, Мартыновы, Кутейниковы — насквозь родные и кумовья, все захватили, все Войско в кулаке держали. Столица! Иных станиц казаков левой ногой отпихивали. А те, провинциалы тщеславные — Красновы, Денисовы, — лезли, места себе выцарапывали или в Россию пускались, во все тяжкие, и знатную карьеру себе там делали.
В Таврии встречали императрицу полковые командиры Карп Денисов, Петр Денисов, Илья Денисов, Петри Павел Иловайские, Василий Орлов, и в полках их все те же Денисовы и Иловайские, только выростки. Подполковник Карп Денисов с сыном Логгином и двадцатидвухлетний войсковой старшина Павел Иловайский, атаманов племянник, конвоировали Ее Величество во главе двух полков от места высадки и до самого Перекопа. Иван Родионов пятисотную команду разбил на подставы, чтоб никакой задержки царице не было.
Спускалась по Днепру вся компания на 80 судах, в Кременчуге смотрели потешное сражение, данное войсками генерал-аншефа Суворова, достигли Херсона и двинулись степью.
Войско Донское во главе с самим атаманом встретило императрицу «уклонением знамен» далеко в степи и сопровождало до Каменного Моста, где приветствовала ее салютом донская артиллерия, а казаки изобразили общую атаку с гиком, свистом и стрельбой.
Здесь же, в заранее разбитом лагере, отведывая от местных блюд, Екатерина знакомилась с Алексеем Ивановичем Иловайским и некоторыми донскими штаб-офицерами.
Какая-то юркая личность из потемкинского окружения расставила представляемых по парам, подбирая по росту и даже внешнему сходству. Матвей Платов попал с Василием Орловым. Оба рослые, темноволосые, горбоносые, но у Василия глаза темные, горячие, и сам потушистее, Матвей же стройнее и глаза холодновато-голубые.
Императрица, одинаково ласковая со всеми, милостиво улыбнулась представляемым и сказала кому-то из свиты:
— А что, Левушка, каковы у князя Григория казаки!
Платов и Орлов, поклонившись, отступили в угол. Следующая пара явилась пред светлые очи.
На другой день перед отъездом представлялись государыне и были пожалованы к ручке жена атамана (урожденная Дячкина), дочь его и жена бригадира Денисова (урожденная Чернозубова), а также сам атаман и многие донские чиновники.
И Платов царице руку целовал, и улыбнулась она ему, словно узнала. Рассаживалась свита, с кем-то кто-то прощался, а Матвею уже шептали:
— Ты царице понравился. Езжай заследом… Ничего, главное — Потемкин за нас…