Прибыли с Дона знакомые ребята на вакантные должности полковых командиров, а полков намечалось не менее четырех, и сразу же возродилось извечное противостояние между «верхом» и «низом», черкасней и «провинциалами». Никак полки поделить не могли и не хотели. Сам Платов полк формировал, Иван Родионов полк получал, явившись к Потемкину с донесением от Кубанского корпуса, Петро Мартынов, новый родственник платовский, привел с Дона казаков новоприборных обучать и сам полк получил, а четвертым прислали Адриана Денисова, племянника Федора Петровича, того, что императрице в Таврии очень понравился. Денисовы и Мартыновы — извечные супротивники.
Адриан Денисов происходил, как и дядюшка его, Федор Петрович, из пятиизбянских староверов и был в эту породу упорен, храбр и упрямо честен. Отец его, Карп Денисов, вместе с платовским отцом, Иваном Федоровичем, участвовал в Петергофском походе, а в 1775-м, уходя с собственным полком на службу в Санкт-Петербург, взял с собой двенадцатилетнего сына Адриана и отдал его в столице в учение. Учился юный Денисов по-французски читать и писать, а кроме того, изучал математику. Окончив учение, благодетелю Григорию Потемкину письмо благодарственное своей рукой с французской книжки списал, не вникая в смысл. Потемкину — а может, и секретарям его, — письмо маленького казака понравилось. Тринадцати лет записал отец в свой полк, через год дал чин есаула, а когда возвращались со службы, получил семнадцатилетний Адриан Денисов чин армии поручика. И Потемкин его знал, и граф Петр Иванович Панин, а когда в Черкасск он после службы явился и атаману представлялся, пригласил его Алексей Иванович к обеду, на котором молодой поручик удивлялся красоте девиц и прекрасным танцам, после обеда последовавшим.
Двадцати лет отправился Адриан Денисов на службу в Крым в полк дяди Тимофея Петровича, а походным атаманом там был дядюшка Федор Петрович. Батюшка, Карп Петрович, дал ему «на подъем» тридцать рублей денег и не приставил ни одного слуги. На робкий вопрос ответил, что сам он, начав служить, от отца своего и сего не получил, ныне же имеет двести душ крепостных… Полк, в котором Адриан службу нес, был брошен на Днестр, а потом совершенно нежданно в Петербург, в разъезды и караулы. Потемкин, помнивший и отличавший Адриана, взял было его к себе в ординарцы, но служба у всесильного вельможи, которой многие тогда добивались, юному Денисову не понравилась, он отпросился у удивленного Потемкина, получил чин войскового старшины и уехал домой, где искал счастья в семейной жизни. Жену ему взяли в Дубовке, в Волжском казачьем Войске, у чиновника Персиянова, но здоровая вроде девка после свадьбы сразу и на всю жизнь слегла, и ошарашенный таким невезением Адриан Денисов отправился на очередную службу в Новодонское Войско, в село Алябьевское, где и представился Матвею Платову.
Был Адриан статен и крепок, но лицом худ и болезненно-бесцветен, щеки впалые, губы тонкие, сомкнутые, в Денисовых светловолос, бледен, вроде только-только Великий пост отговел. Платов его обласкал и обнадежил, как мог, когда хотел перетянуть кого-то на свою сторону, но внутренне насторожился. Сам он не был в вере особо крепок, доверялся приметам, снам, предсказаниям, а упертых староверов, вроде Денисова, не понимал и не то чтобы опасался, но все-таки был с ними настороже.
Денисов въелся в работу, трудился до изнеможения, болел, кровь ему пускали. Наезжал к Платову, присматривался, искренне почитал Матвея за начальство. Матвей и вправду был на месте. Замашки начальника и опыт приобретенный пошли впрок, и служить при Потемкине, если уж ты князю понравился, было одно удовольствие. Чем дольше служил, тем больше нравилось. Приглядывался Платов к своему начальнику и восхищался этим человеком.
Любил тот по-детски пышность, в то же время оставался прост, горд, но обходителен, хитер, но со многими доверчив, скрытен, но часто откровенен, скуп, но если полюбит кого, ничего для того не пожалеет. Если захочет, всех затмит. Одежда, ордена, алмазы величины необыкновенной… Праздники без всякой причины давал. «Что отмечаем, Ва-ство?» — «Сто лет русской балалайки…» Потом вдруг находил на него «стих», и заваливался светлейший на софу, лежал босой и с ближними своими в карты или шахматы по неделям играл. Матвея сажал напротив и все удивлялся: «Как ты мои карты угадываешь? Подглядел?» — «С чего вы взяли, Ва-ство? Все по-честному, вот Попов свидетель…» — «Он их запоминает, — подсказывал Попов. — Я видел, он в уме считает». — «Запоминаешь, Матвей?» — «Да чего их запоминать, Ва-ство? Их всего ничего, тридцать шесть…»