- Куды ты меня волокешь? - заартачился было тот. - Убить замышляешь?..
- Омоновцы делают облаву, - огрызнулся Коца, задыхаясь. - Валим отсюда, пока не поздно.
- Какие омоновцы? - мужик уперся окончательно. - Я никому ничего, и я тута не один. Ты это, паря, не дюже зарывайся.
- Тебя же первого за твои безделушки повяжут, - вышел из себя валютчик. - Пойдем, на остановку, говорю, там решим, что и за сколько.
- А что решать, все мое, - забурчал по инерции мужик, трогаясь с места.
Коца, зайдя в проход между киоском и ограждением автостоянки, прислонился к стене, чтобы перевести дыхание. Мужик настороженно остановился поодаль.
- Заходи, ну тебя в баню, - махнул валютчик рукой. Добавил для нагнетания обстановки. - Ментов сзади не заметил?
- Это тебе они наступили на мозоль, - окрысился снова пастух, невольно озираясь по сторонам. - А я сам по себе.
Коца, высморкавшись как можно смачнее под ограду, начал с признания:
- Денег добыть я не успел, - он со значением посмотрел на клиента. - Давай думать как поступить дальше, чтобы голова не болела ни у тебя, ни у меня.
- А у меня она чего будет болеть? - задиристо засопел мужик.
- Ты же не поедешь со мной к одному корешку? Денег у него вагон.
- Не поеду… А к какому корешку?
- На Западном живет.
- Не-е, я города не знаю. За тобой поволокся, не помню с чего.
- За деньгами, - усмехнулся Коца. - А их пока нет.
- Тогда разбегаемся.
- Не повезешь же ты кресты обратно в деревню? - валютчик напустил на лицо строгости. - И другое, что прихватил с собой.
- Больше ничего не прихватывал… Кто тебе сказал?
Коца, стараясь не подавать виду, что заострил внимание на последней фразе, перевел стрелки на продолжение разговора:
- Если не поедешь ко мне или к другу, давай попробуем встретиться часика через два-три. Если не получится сегодня, завтра я буду с деньгами точно. Тебе когда уезжать?
- А тебе не все равно? На автобусе в шесть часов вечера, - простодушно признался мужик. - Пехом, километра два не доезжая до Раздорской.
- По степи?
- Волков давно перебили, и сало успели с них вытопить.
- Раздорская когда-то была казачья столица, Как раз на меже между степняками и русским государством.
- Кто ее, станица и все.
- Ладно, этот вопрос сейчас второстепенный. Так поедешь со мной, или здесь подождешь?
- На холоду?
- Тогда погнали, дорогу я оплачиваю.
Коца со значением тряхнул сумкой, в которой загремела разная мелочь - от серебряных цепочек до старинных монет. Он уже обдумывал, как сначала договорится со знакомым антикваром за приобретенное у мужика, которого на время спровадит сделки на кухню. А когда получит деньги, выкупит остальное, что в тряпке. Может, за пазухой у пастуха этих тряпок не одна, вон как топорщится за брезентовым плащом овчинный мех полушубка. Отпускать лоха, что содрать с бабы трусы и потом отправить ее на все четыре стороны.
- А ехать далеко? - спросил мужик.
Из-за угла палатки заглянул Скирдач, водила шестерок, и молча исчез из поля зрения. Пастух в этот момент торчал к нему спиной.
- Я же рассказывал, на Западный, -Коца чертыхнулся, не хватало,чтобы шестерки пронюхали про георгиевские кресты. Вмиг донесут по инстанциям до верха с золотопогонным контролером во главе, а там цены на раритеты расписаны от и до. Как и сроки за них. - Если не хочешь туда, найдем место поближе.
- Не, если недолго, я тут подожду, - мужик, вроде, начал доверять.
- За час постараюсь управиться, - Коца снова напрягся борзой собакой. - Ты не обманешь?
- Чего обманывать, - пастух рассудительно почесал под носом. - Кресты мне не нужны, а деньгам применение завсегда найдется.
- Не замерзнешь за ларьком?
- Если морозец будет прихватывать, зайду в кофейную, что напротив. Погреюсь супчиком с кофейком.
- Тогда я мигом.
Коца той же борзой, упавшей на хвост зайца, ударился с места в бег, осмотрелся на ходу - ни одного сексота. Затаились по углам, или отправились по домам? Но рассуждать об этом было некогда. Выстраивая в голове план, он побежал вдоль периметра рынка в надежде встретиться с кем-либо из базарных дельцов. В висках стучало: деньги,деньги, деньги… Проскакивая мимо второго входа в рынок возле соборной стены, он засек длинноволосого и худого Микки Мауса, то ли грека с жидовскими корнями, то ли жида с корнями греческими. Тот прятался в гуще азиатов, торгующих хурмой, сушеным урюком и апельсинами. Коца уже пробежал до поворота к остановке автобусов в сторону Северного с Чкаловским, как новая мысль заставила его притормозить. У Мауса было солидной клиентуры побольше, может и ездить никуда не понадобится. И он заскользил в более узкий, чем на главных воротах, проход. Ментов с омоновцами здесь не было, или успели сделать свое дело, или дальше валютчиков решили не идти. Он подскочил к Маусу, дернул его за воротник кургузого пальто:
- Микки, дело есть, - без перехода начал он.
- Какое? - безразлично прогундосил тот.
- Не здесь же расписывать, давай отойдем к промтоварному павильону.
- Если сумма маленькая, пролетай дальше, - посоветовал Маус, обшаривая физиономию Коцы пытливым взглядом. - На рынке положение неспокойное и я не согласен залетать на мелочи.
- Не на один миллион.
- Пошли.
Оба, выбрав уголок, наклонили головы друг к другу. Коца пересказал все, что с ним приключилось, не назвал только цен.
- Я предлагаю тебе перестень и медали, ты, если сговоримся, отстегиваешь бабки, я возвращаюсь к мужику и выкупаю у него что осталось, - выложил он без обиняков. - А потом встречаемся здесь еще раз. Согласен?
- Показывай, - разрешил Маус, добавил, косясь по сторонам. - Кажется, менты натрамбовали нашими не один “воронок”. Может, уже свалили.
Валютчик вынул из сумки бумажку с колечком и медалями, всунул в руку менялы. Тот склонился к ним, и сразу затих, причмокивая полунегритянскими губами. Коца вертел шеей, стараясь распознать в гуще народа извечных врагов валютчиков - переодетых сотрудников уголовного розыска. Наконец, Микки оторвал долгий нос от изделий, не поворачиваясь, прогундосил:
- Во сколько ты оцениваешь все?
- А у тебя своих расценок нету? - Коца сразу надыбал волынку. Решил повторить сцену сделки с пастухом. - Давай договоримся сперва за медали, ты по какой цене можешь их взять?
- “За храбрость” должна быть подороже, но она балканской кампании 1877-78 годов, а “За усердие” рангом ниже, но крымская. Серебро. Я забираю обе за штуку пятьсот. Поделюсь, если найду купца, который выложит больше.
Коца утвердительно кивнул. Сделки между менялами проходили довольно часто, редко приводя к повторным разборкам.
- Теперь прикинь стоимость кольца. Ты обратил внимание на вензеля?
- Я без исследований скажу, что перстень принадлежал Евлампию Воронцову, атаману Всевеликого Войска Донского, - хмыкнул Микки Маус. - Был на Дону такой еще во времена наполеоновского нашествия. Если хочешь, я отслюнявлю десять тысяч, а потом вместе сходим к Пулиперу. Он даст сто процентную оценку.
- Отстегивай бабки, мне пора бежать, - заторопился Коца, соглашаясь, он за одну сделку сорвал куш в восемь тысяч семьсот рублей. Подобное бывало только поначалу, когда менялы наворачивали неденоминированных рваных по лимону за день. Тогда доллар не поднимался выше пяти рублей, и многие успели открыть свои дела за границей. Теперь же и штука канала за мясо. - Клиент ненадежный, типа, с ковалевской дачи, надо упредить его бегство в тьмутараканскую глушь.
- Где ты его надыбал? - насторожился Микки Маус.
- Сам напоролся на меня.
- А откуда он, ты не спрашивал?
- Давай этот базар оставим на потом, - валютчик присмотрелся к Микки, он догадался, на чем хотел тот заострить внимание. - Часть суммы отстегни купюрами помельче. Для форсу.
- Только ты просеки все, что нужно, - посоветовал Микки, выдергивая пачки денег из-под полы. - Я не к тому, чтобы по мокрому.
- У самого мысля мелькала, - сознался Коца. Он был уверен, что напарник не пойдет на убийство, но нация, к которой принадлежал Маус, была способна задумать оказию с вывертом не хуже дедушки Альберта по прозвищу Эйнштейн. - Ты подождешь здесь?